Озёрки были относительно большим и красивым селом с начальной школой, фельдшерским пунктом, лавкой (магазином) с самыми необходимыми товарами - солью, керосином, солёной рыбой, ситцами и льняными тканями. На площади, в середине села, стояла церковь - белокаменное строение с зелёной крышей и уходящим в небо, как мне тогда казалось, блестящим на солнце крестом. Украшением села был дом купца Лукова - богатого, но на редкость доброго и образованного человека. Он часто помогал бедным крестьянам в их трудных деревенских делах и заботах. Так было и с моей рано овдовевшей бабушкой и её двумя осиротевшими детьми: ей предложили работу помощницы по дому, что дало возможность старшему сыну, моему отцу, закончить не только среднюю школу, но и получить специальное образование - окончить курсы бухгалтеров-экономистов. Папа хорошо учился и, окончив курсы, по рекомендации преподавателей был приглашён на работу главным бухгалтером в имение генерала Устинова, в село Сосновоборское. Тогда оно называлось Грязнухой из-за чернозёмной почвы, которая после дождя превращалась в непролазную грязь. Но Грязнуха гордилась прекрасной природой - огромными массивами окружавших её лесов: соснами, дубами, берёзами, огромным количеством грибов, цветов и ягод.
Между селом и лесом обосновал Устинов свой конный завод для разведения орловских рысаков. Тренировки, скачки на импровизированном ипподроме оживляли быт села. Здесь было построено много добротных домов для специалистов из Москвы и Санкт-Петербурга: имение обслуживали тренеры лошадей, ковали, ветврачи, лесничии, агрономы и другие работники.
Отцу предоставили большую квартиру и приличное по тем временам жалованье. Вскоре он женился на молодой местной учительнице - моей маме. В этом селе родилась я.
Отец, несмотря на свою тихую конторскую работу, очень любил охоту и лошадей. У него был красавец Набат и собака по кличке Звонок, с которыми он ходил на охоту, но никогда никого не застрелил, говорил, что было жалко. Всё складывалось благополучно, отчёты о работе отец возил Устинову в Санкт-Петербург, где тот проживал постоянно. А в барской усадьбе стоял прекрасный дом Устинова с куполообразной крышей, увенчанной скульптурой вставшего на дыбы коня - как напоминание о петербургском доме генерала. Была в селе церковь с величественными куполами. Потом всё это разрушили.
Шли годы... Отец никогда не забывал свои родные Озёрки, маму и брата, всё чаще стал задумываться о том, чтобы построить там дом. Место было выбрано неподалёку от церкви, в центре села. Стройка шла быстро. Дом был просторным, с садом, малиной, беседками и цветами. Пока мы жили в Грязнухе, в новом доме отец поселил свою мать и брата с его большой семьёй.
После 1917 года конный завод стал собственностью государства. Устинов уехал, но все его служащие остались жить и работать на своих местах. И только в 1923-1925 годах, когда Поволжье было охвачено голодом, отец, не оставляя работы в конном заводе, отвёз маму и меня с братом в Озёрки. Там он взял участок земли, засеял его просом, посадил огород. Он часто приезжал и помогал нам во всём. Это помогло выжить в те годы.
Потом встал вопрос, где мне продолжать обучение. Отцу не хотелось уезжать из Грязнухи, он не любил город с его суетой, было жаль расставаться с Набатом и Звонком.
В 1934 году наша семья переехала в Саратов. Отец работал в областном управлении землепользования. Я с отличием окончила железнодорожную среднюю школу №4, получила "аттестат с золотым обрезом" - аналог золотой медали. Это давало мне право поступать в любой вуз без экзаменов. Тогда был популярен лозунг: "Техника решает всё". Я, как и многие мои ровесники, верила, что за техническим прогрессом будущее, и выбрала физико-математический факультет СГУ имени Чернышевского, хотя мой дядя, брат отца, хирург-паталогоанатом, всегда говорил, что самое нужное дело на земле - лечить людей. Мой выбор он не одобрил. Потом я не раз вспоминала его слова - они ведь оказались пророческими.
Когда я училась на третьем курсе, началась Великая Отечественная война. Саратов стал прифронтовым городом, его беспощадно бомбили, особенно авиационный завод. Здесь открывалось всё больше эвакогоспиталей, а студентов посылали туда работать. Летом нас возили на границу с Казахстаном косить траву. Я впервые увидела там картину, потрясшую меня: это бескрайняя степь и над высокой травой, как корабли, гордо "плывут" верблюды. Лошадей отправляли на фронт, поэтому верблюды были для нас всем: на них возили сено, мы ели верблюжье мясо, из верблюжьей шерсти вязали носки и варежки. Конечно, городским было там особенно трудно, но я не помню, чтобы кто-то жаловался, все понимали - война. Ухаживая за ранеными, я всё больше задумывалась, а можно ли заниматься математикой, когда рядом страдают люди?
В 1943 году я окончила университет с красным дипломом и получила направление распредмастером на оборонный завод, где делали противотанковые гранаты. А вскоре меня направили преподавателем в авиационный техникум, который готовил специалистов самолётостроения. Но судьба есть судьба. Однажды мне на глаза попалось объявление о дополнительном наборе в медицинский институт - требовались врачи для госпиталей. Так я стала студенткой медицинского вуза.
Я училась легко и с большим интересом, совмещая учёбу с работой. Но когда началась практика в клиниках, мне пришлось объявить руководству о том, что вынуждена уйти с работы. Директор техникума и весь коллектив ничего не знали и были в шоке, меня не хотели отпускать.
В 1949 году меня, выпускницу мединститута, направили в ординатуру Саратовского научно-исследовательского института ортопедии и восстановительной хирургии (ВОСХИТО), открытого в последний год войны. Сейчас - СарНИИТО. Здесь начался трудовой этап моей жизни.
По прошествии множества лет я всё чаще вспоминаю свою малую родину. Жизнь в Озёрках и Грязнухе (Сосновоборске) во многом изменилась. Выросли, получили образование и разъехались дети папиного брата. Дети купца Лукова тоже стали медиками. Сын - профессор Московского университета, дочь - профессор кафедры инфекционных болезней Саратовского мединститута. Мне довелось слушать её великолепные лекции, когда я была на четвёртом курсе института. Она узнала меня и мы вместе вспоминали Озёрки.
Чем больше проходит лет, тем чаще я вспоминаю годы деревенской жизни: всегда кажется, что в детстве жизнь была какой-то другой, наверное, лучше. Но нельзя отрицать того, что сейчас деревни переживают трудные времена: там нет работы, поэтому молодёжь уезжает в города, закрываются школы, клубы, остаются в основном пенсионеры. Только богатая деревенская природа и её земля, кажется, по-прежнему терпеливо и упорно ждут, когда же деревенский наш хлеб и яблоки будут цениться не меньше, чем привезённые издалека. Очень хочется, чтобы деревни и сёла великой России этого дождались!
От редакции: имя Ирины Дмитриевны Ковалёвой известно всей мировой медицинской общественности. У неё двадцать пять изобретений, признанных в разных странах, более пятидесяти научных публикаций в крупнейших изданиях. Монография, которую изучают молодые ортопеды.
В 1953 году она стала научным сотрудником НИИ, а в 1964 году, основываясь на опыте работы хирургом-ортопедом, защитила в Москве кандидатскую диссертацию. Причём её методика лечения травм и переломов противоречила другому хирургу, защищавшемуся в этот же день и имевшему связи в медицинских кругах. Пришлось побороться: члены специализированного совета единогласно проголосовали за присуждение Ирине Дмитриевне учёной степени, что, следует отметить, было в то время явлением не частым. В этом же году состоялось и ещё одно важное событие. В институте открылась новая лаборатория биомеханики. В то время это было новым явлением. Среди врачей института Ирина Ковалёва была единственной, кто после окончания физико-математического факультета Саратовского госуниверситета знала ещё и механику. Это сыграло главную роль при выборе кандидатуры на должность заведующего лабораторией. Ирина Дмитриевна прошла стажировку в Центральном институте травмотологии и ортопедии Советского Союза, всю свою жизнь посвятила, как и утверждал её дядя, главному делу на земле - лечению людей.