Слово "ронг" является исконно осетинским по происхождению, что доказал Василий Абаев, и означает оно "хмельной напиток, приготовляемый из меда". Как пишет ученый, "в настоящее время вышел из употребления, но в эпосе постоянно упоминается как излюбленный напиток героев нартов. В данном случае… эпос сохраняет память о весьма древних реалиях. Нет сомнения, что как название ронга, так и его употребление восходят к глубокой старине. Нужный для приготовления ронга мед предки осетин добывали сами, частью получали в обмен у северных соседей". Например, скифы приходили в Прикамье за мехами, другими продуктами, в первую очередь – за медом и воском.
Приготовлением ронга занимались знаменитые нартовские героини Альда и Шатана. Впервые ронг приготовил небожитель, громовержец Уацилла. Именно от него получила секрет его приготовления Шатана. Посредством этого напитка центральная женская фигура Нартовского эпоса Шатана стала супругой единственного достойного мужчины, ее брата Урызмага. Она обменяла возможность уединения с ним на секрет приготовления ронга у его первой жены Альды.
Исходя из этимологии слова, предложенной Абаевым, слово "ронг" коррелирует со значениями "дух", "дыхание", "жизненная сила", "дающий жизненную силу". Из аланского языка это слово было заимствовано в языки Кавказа, например, сванское "ранг", мегрельское "ранги", грузинское "ранги". И все эти слова обозначают хмельной медовый напиток.
Крайне интересным является этнографический материал, который он приводит в своей статье "Значение и происхождение слова rong". Ему посчастливилось записать рецепт приготовления заимствованного у аланов напитка от свана Иосифа Гуледани: "Признаюсь, когда я с товарищем в 1944 г. направился в Сванетию, желание увидеть и попробовать ранг было также одним из сопутствующих мотивов этой поездки. Судьба, казалось, хотела подразнить нас, и нам не сразу удалось удовлетворить наше любопытство. Был такой сезон, когда рангу бывает немного, и в селе Ленджер, где мы остановились, не оказалось в тот момент чудесного напитка. Но вот в одно прекрасное утро нам принесли дорогой подарок: на нашем столе стояла бутылка нектара. Он имел вид прозрачной жидкости красивого бледно-желтого цвета. Множество мелких пузырьков, подымавшихся со дна к поверхности, говорили об усиленном процессе брожения. Попробовав ранг, мы без колебаний признали его одним из самых приятных напитков, какие нам привелось пить в жизни. Медовая сладость в сочетании с характерной остротой бродящих жидкостей делали из ранга исключительно вкусный и освежающий напиток, поистине достойный "богов". Алкогольных свойств мы в нашем ранге не заметили. Объяснялось это тем, что ранг, который нам принесли, был свежий. Хмельным он становится лишь после того как его выдерживают несколько месяцев. Но зато тогда один стакан "хорошего" ранга может свалить с ног... По описанию, любезно предоставленному нам нашим сванским другом Иосифом Гуледани, ранг приготовляется следующим образом: из улья достают соты, полные меда, и тщательно выцеживают и смешивают с нагретой водой в пропорции 1 часть меда на 4–5 частей воды. Полученную смесь кипятят, затем ее наливают в глиняный сосуд и держат в теплом месте. Через неделю, а летом через 5 дней начинается брожение. С этого момента напиток уже годен к употреблению. Но он еще не опьяняет. Он представляет просто сладкий шипучий напиток. Чтобы он стал хмельным, его надо долго выдерживать, не открывая сосуда. Чем больше он так выдерживается, тем больше приобретает крепости. При этом он не теряет и шипучести, так как брожение идет все время". В Осетии И. А. Бедоевой был собран полевой материал о ронге от Асахмата Кудзиева и Максима Чегаева.
Хмельной медовый напиток был чрезвычайно популярен у всех индоевропейских народов, которые считали, что в загробном (небесном) мире существуют медовые реки. Опьяняющий медовый напиток они связывали с представлениями о медовом дожде, который проливается на землю из небесной реки. Пчелы, добывавшие мед, являлись, по их представлениям, медиаторами между двумя мирами. Следовательно, медовый напиток имеет отношение к загробному миру и связан с идеей бессмертия. Из анализа архаичной культуры древних греков и римлян следует, что мед и медовые напитки функционировали как в качестве повседневного атрибута их быта, так и в ритуальной жизни. Например, во время римских празднеств Паренталий все храмы были закрыты, браки не совершались, но на могилах происходили поминки, умерщвлялись животные, и кровь их, а также молоко, вино, мед поливались на могиле; приносились сюда также хлеб, яйца, соль. Особенностью Паренталий было то, что в эти дни считался открытым подземный мир, что римляне выражали формулой mundus patet. Или, как описано у Гомера, "для того чтобы достойно встретить гостя, хозяин закалывает, рассекает на части и жарит животное. Подобно полевым работницам, он посыпает готовое мясо мукой и подает лучшую часть гостю. При этом он садится насупротив гостя, как это принято и до сих пор в крестьянском быту, наполняет медвяным вином кубок и "приглашает", "побуждает" гостя к еде. Гость, напившись, в свою очередь подает этот же "взаимный" кубок хозяину. Как хозяин и гость сидят друг против друга, так обоюдно они едят и пьют из общего сосуда по очереди, так по очереди и обоюдно они ведут за едой диалог, состоящий из взаимных рассказов-речей" (О.М. Фрейденберг).
В митраизме, иранской религиозной системе, которая возникла в последние века до н. э., получила распространение в эллинистическом мире, с I в. н. э. — в Риме, со II в. — по всей Римской империи и пользовалась особой популярностью в пограничных провинциях, где стояли римские легионы, солдаты которых были главными приверженцами культа Митры, считавшегося богом, приносящим победу, мед посвящался Митре в обрядах причастия и освобождал от грехов; посвящаемые омывали им руки. То, что культура его приготовления и употребления, а также название были непосредственно связаны с иранским миром, также отмечал Васо Абаев. Пчеловодство было весьма развито у аланов, его традиции были продолжены осетинами. О значимости пчеловодства у них говорит тот факт, что в традиционном религиозном пантеоне есть покровитель пчеловодства и пчеловодов Анигол. Вероятно, с этим кругом религиозных смыслов и производственных практик связан мотив приношения в жертву меда в осетинской волшебной сказке "Златокудрая девушка и златокудрый юноша или бездетный алдар". Краткое содержание этой сказки таково: "Бездетный алдар на перекрестке семи дорог выкапывает колодец. Каждую неделю он выливает в него сто чаш меда для успокоения своей души. Как-то раз алдар идет проверить колодец и видит, как из него вылетают голуби. В следующий раз он подстерегает голубок и подстреливает одну из них. Голубки кое-как долетают до моря и исчезают в нем. Алдар идет за голубками, находит их, видит, что две девушки в комнате, плача, шьют, третья лежит в кровати при смерти. Алдар спрашивает у девушек, что они умеют делать, и женится на всех трех. Младшая сестра рожает обещанных златокудрых детей, завистливые сестры подменивают детей, они попадают к бездетному алдару Азамату. Он губит свою жену по приезду домой. Алдар Азамат перед смертью дает своим приемным детям совет, что делать дальше, оставляет им желтого мерина. Дети живут в чудесно появившейся железной крепости. Охотники алдара находят железную крепость, рассказывают обо всем ему. Тем временем старшие сестры пытаются с помощью колдуньи погубить детей. Она посылает сына алдара (героя) за чудесным деревом, золотой уткой, дочерью Харам Кази. Герой добывает чудесные объекты. Алдар посещает своих детей, вещая дочь Харам Кази (жена сына алдара) рассказывает ему обо всем, оживляет мать героя с помощью платка. Алдар наказывает старших сестер. Мотив "замаливания грехов медом" говорит о сакральном статусе этого продукта, как и факт фигурирования пищевых элементов с медом в осетинской обрядности: мыдыкъус – в свадебной обрядности, медовые лепешки (мыдджынтæ/мыдгунтæ, мыдамæстытæ) – в зимней новогодней и весенней.
Особым эпическим пафосом пронизан сюжет о добывании священного меда в "Младшей Эдде", эпосе германо-скандинавской мифологии. Как пишет Е. М. Мелетинский, "сказание о добывании Одином священного меда последовательно излагается только в "Младшей Эдде" устами божественного скальда Браги (Bragaraeður, 58)". Один встретил девять слуг великана Бауги, занятых косьбой, предложил им наточить косы своим оселком, а затем бросил им оселок, из-за которого они поубивали друг друга. Назвавшись другим персонажем, Один предложил Бауги выполнять для него работу девяти человек с тем, чтобы тот заплатил ему глотком меда, которым владел брат Бауги – Суттунг. Однако Суттунг отказался дать и каплю меда, и Один вынудил Бауги буравом просверлить гору, за которой находились три сосуда с медом (Одрерир, Бодн, Сон). За ними смотрела Гуннлед – дочь Суттунга. Один прополз сквозь дыру в горе, превратившись в змею, провел с Гуннлед три ночи и с ее разрешения выпил три глотка меда, фактически осушив все три сосуда. В виде орла Один прилетел в Асгард и выплюнул мед в сосуд. Суттунг преследовал Одина тоже в орлином оперении, но не успел его догнать. Один же дал мед асам и "тем людям, которые умеют сочинять". После этого деяния Одина поэтическое искусство (Skaldskapinn) стало называться находкой Одина, глотком его, даром его и глотком асов. Кроме того, в "Младшей Эдде" есть сказание о том, как возник сам священный мед, в форме ответа на вопрос: откуда происходит искусство, называемое поэзией? Две группы богов – асы и ваны – после окончания междоусобной войны заключили мир, закрепив его тем, что обе стороны плюнули в один и тот же сосуд. Из этой слюны они сделали мудрого человечка Квасира. Этот человечек был затем убит, а его кровь смешали с пчелиным медом и разлили в сосуды Одрерир, Бодн, Сон.
Мед и продукты из него, а также символические образы, связанные с ним, пронизывают всю духовную культуру осетин, и берет эта традиция начало в общей индоевропейской традиции. Именно поэтому памятники фольклора и этнографии осетин так органично вписываются в этот контекст и поддаются сравнительно-историческим операциям.