Конец декабря. Долго-долго занимается в Саяногорске морозное зимнее утро. Только к девяти часам в туманную дымку из-за синевы гор пробивается прозрачно-тоненький лучик солнышка. А каким будет короткий день? Валентина Павловна Новикова не знает, но верит, что добрым по отношению к ней и ко всем людям.
Когда-то светлый взгляд на мир помог её родителям, простым русским крестьянам, преодолеть сталинский геноцид, выстоять в условиях, в которых жить невозможно, и оградить от костлявых лап смерти, свою трёхлетнюю дочку. Кажется, всё это было вчера… Отметившая в мае прошлого года 90-летний юбилей, Валентина Павловна удивляется способности памяти укрывать в тайниках сознания сегодняшние эпизоды размеренного течения будней, но при этом ярко высвечивать события почти вековой давности:
- Иногда как живой стоит передо мной родимый батюшка Павел Пегасович Рогачёв. Красивый, статный - настоящий русский богатырь. Участник русско-японской баталии и Гражданской войны на Дальнем Востоке. Воевал в Даурии, гонялся за Азиатской конной дивизией барона Унгерна и казацкими полками атамана Семёнова, за что получил боевые награды. Толковый был, мастеровой, грамотный, хотя окончил всего четыре класса церковно-приходской школы…
Грустят не выцветшие от времени и не утерявшие живой блеск васильковые глаза пожилой женщины, узловатые пальцы без устали разглаживают на коленях складки простенького тёмного платьица в мелкий цветочек.
Мы сидим на диване вполоборота друг к другу в зале опрятной двухкомнатной квартиры. Эта встреча последовала после того, как сын Валентины Павловны, Валерий, поведал "всему свету по секрету", что давно, но безуспешно пытается добиться для матери статуса труженицы тыла. Куда только не обращался! Совсем недавно - к Главе МО г. Саяногорск Михаилу Валову. Я стала следующей, кто углубился в эту тему. Неторопливо журчит ручеёк беседы, растекаясь в подробностях:
- Вас не шокирует отчество моего батюшки? В царской России имена младенцам давали по святцам. Какое укажет священник, с тем и мерить вёрсты судьбы. Случались и оказии… К примеру, мою маму прозвали так же, как и её старшую сестру, - Прасковьей Кузьминичной. А всё потому, что нарекать ребёнка родня отправилась в подпитии, и никто не вспомнил заранее оговоренное имя. Дело было в престольный праздник, и священник решил: быть девочке Параскевой, раз крестят её на Покров…
Слушаю Валентину Павловну, и постепенно перед моим мысленным взором начинают мелькать картинки начала 30-х годов XX века.
...Деревня Новоалександровка Томской области. Накануне первомайского праздника 35-летний бригадир полеводов Павел Рогачёв, отец трёхлетней Вали, вместе с другими мужиками курит на брёвнышке в бригадном стане и по-деловому рассуждает:
- Хорошая у нас власть, но на её месте я не стал бы отправлять комсомольцев в город на демонстрацию, потому что не осталось сил в деревне, повыбили мужиков в Гражданскую войну. Молодёжь должна пахать и сеять!
Нашлись люди, которые доложили куда следует: так, мол, и так - Павел Пегасович читал запрещённую прокламацию, а уж потом НКВД, не мудрствуя лукаво, оперативно представил заключение: Рогачёв - участник троцкистско-зиновьевского террористического блока - ведёт контрагитацию против Советской власти. Молодого крестьянина, крепкого хозяина и мастера на все руки, раскулачили - выселили из добротного дома, отняли сельскохозяйственный инвентарь - сеялки, веялки, молотилки, а также лошадь и корову, впечатали политическую статью и отправили с семьёй по этапу.
Удивлённо вскидываются вверх выразительные брови пожилой женщины: неужели всё это случилось с ней? Транспортировка к месту ссылки - в Колпашевский район Нарымского края - на переполненной барже по Оби - реке времени, которая давно скрыла в своих глубинах следы преступлений прошлого.
- Как нахлынут воспоминания о тех днях, я начинаю чувствовать сильную головную боль, - опускаются плечи, под поволокой печали укрывается взгляд моей собеседницы. - Боль от того, что матушка с батюшкой отдавали мне последние крошки и капли еды, укрывали от холода своей ветхой одежонкой…
Нарымский край - одно большое Васюганское болото… Огромная территория в Томской области в 30-е годы прошлого столетия стала местом необъятного горя.
- Во время весеннего половодья с преступной небрежностью высадили нас в непролазной трясине - в неподходящем для хозяйственного освоения месте, - сколько живёт, столько удивляется жестокости власти по отношению к своему народу невольница поневоле. - Взрослые стали рубить стланик, укладывать его на зыбкие кочки, поверх делать накаты и ставить шалаши. Внизу вода, вверху тучи гнуса! Сколько людей заболело и погибло в ядовитых болотных испарениях! Я выжила, а почти всех моих погодков отнесли на погост…
Что было дальше? Спецпереселенцы приложили невероятные усилия и к зиме успели накрыть сотни метров топей деревянным настилом, выбраться на возвышенность и выкопать землянки. Цена успеха - более половины жизней ссыльных. А уже через год карательные органы вынуждены были признать: Васюганье непригодно для проживания, людей надо переместить на другие земли.
…простить, что непростительно
Даже если мучительный недуг или неутешное горе встанут на пути Валентины Павловны Новиковой, не поднимет она руки к небу для страшных проклятий, не примет в свою душу зла. Всепрощение… Не дар ли это Божий, не освобождение ли от власти греха, не гарантия ли оправдания неизбежного Высшего суда?
В 1932 году Рогачёвы и "иже с ними" оказались на только что открывшихся Прокопьевских угольных копях в Кемеровской области. Семьям отмерили квадратные метры в огромной конюшне без пола и крыши, зато с плетёными из ивового прута стенами.
- Папа работал в шахте лесодоставщиком, в его заборной книжке прописывалась зарплата - 120-150 рублей в месяц (в конце 30-х годов средняя зарплата рабочих и служащих в РСФСР была равна 339 рублям, инженеров - 1,5 тысячам рублей - авт.). Тут стало полегче - разбили огород, развели хозяйство. Мама со своими дровами ходила в конец посёлка к одной доброй женщине, топила русскую печь и пекла хлеб из выданной по карточкам муки. К зиме в конюшне соорудили потолок - уложили на доски дёрн, обмазали глиной пол и стены, поставили буржуйку, - отмеряет вёрсты судьбы под всевидящим оком спецкомендатуры "член семьи врага народа".
К началу Великой Отечественной жизнь более-менее наладилась, но надо же такому случиться - отец Вали вновь наступил на те же грабли. Дело было после работы: Павел Пегасович по просьбе соседей читал фронтовые сводки в газете и позволил себе комментарий:
- В Первую мировую и в Гражданскую войны больше врукопашную атаковали, а сейчас всё по-другому - автоматы, самолёты, танки!
Вновь последовал донос: Рогачёв-де критикует Красную Армию. Донесли по злобе ли, из зависти ли, из классовой неприязни или в силу извечной ненависти друг к другу. Может, просто из страха не донести, а может, чтобы получить "вольный" паспорт. Доносы поощрялись бериевским НКВД…
Павла Рогачёва оставили в шахте, но заключили под стражу, и с тех пор, чтобы увидеть мужа и отца, семья выходила вечерами на дорогу, по которой узников вели с работы в камеры. Так и умер он от сердечного приступа за колючей проволокой в 1953 году…
Любимая "дщерь" Павла Пегасовича прилежно училась в школе, помогала матери поднимать родившихся в 1936 году брата Анатолия и в 1938-ом - сестру Екатерину (они выросли и выучились на хирурга и гинеколога!). В старших классах с весны до осени, с утра до ночи вместе с другими школьниками гнула спину в подсобном хозяйстве при угольных копях: посадка, прополка, уборка. О трудовой книжке, разумеется, не было и речи… В 1944 году поступила в Прокопьевскую школу медсестёр и в свободное от учёбы время ухаживала за ранеными в эвакуационном госпитале.
Она и замуж-то выскочила за первого встречного от безысходности - чтобы сменить фамилию и получить пресловутый "вольный" паспорт. Ей не повезло: Николай Новиков, бравый участник Великой Отечественной, не пропускал ни одной юбки, и беременная молодая жена сбежала от него к матери, сдалась на милость особого отдела Прокопьевских угольных копей. Так получилось, что и Валера, внук "врага народа", родился в местах ссылки.
- Годы бьюсь, чтобы матушке дали статус труженицы тыла, - вступает в разговор Валерий Николаевич. - Не из-за денег и не из-за льгот, а чтобы восстановить справедливость. Ездил в медицинское училище, которое она окончила, но там в 90-е годы всю документацию сожгли…
Неужели ничего невозможно сделать?