Уходили на войну пять его ровесников, пять друзей 1925-го года рождения. Под Сталинградом добивали армию Паулюса, и мальчишкам казалось, что самое интересное на войне проходит без них. Они боялись опоздать принять самое деятельное участие в военных событиях. И хотя к этому времени в их деревню пришли уже десятки похоронок, 17-летние мальчишки, рожденные при советской власти и воспитанные ею, бредили о подвигах, памятуя о героях Гражданской войны, да уже и первых героях Великой Отечественной, о которых знала вся страна.

Но не знали и не могли пока знать юноши, что война продлится еще более двух лет. И с какими серьезными, и страшными испытаниями придется столкнуться им на этой войне. Не знали пока и того, что именно им и их, в основном, ровесникам, придется заканчивать эту войну, сломать хребет Гитлеру и войти в Берлин. Матери их плакали, а мальчишкам было даже весело. "Вернемся скоро с победой", – были их последние слова, когда они уходили на войну... Не могли ведать ни они, ни их матери, что после мая 1945-го домой из них, пятерых, вернутся только двое, да и то один на всю жизнь останется калекой. Но это все будет потом…

Пропал на войне и отец Пашки. Получили от него всего пару писем, а далее телеграмму с текстом "Пропал без вести". Была слабая надежда у матери на чудо, да только очень редко сбываются чудеса, тем более прошло почти полтора года.

Военная

"романтика"

Вначале Пашка попал в пехоту, в учебное подразделение, где он получил первоначальные воинские навыки, необходимые солдату. А в марте 43-го он был уже на фронте и сразу в бой, который запомнился ему на всю жизнь. Их стрелковую роту бросили на фашистские позиции без танков, без артиллерии. Уже потом, в госпитале, бывалые солдаты поясняли, что это была разведка боем, из которой мало кто выходит живым.

Вначале их подразделение встретили немецкие пулеметчики, выкосив первые ряды наступающих. Рота залегла. Командир роты, поднявшись, успел только крикнуть: "За Родину!", как тут же упал, скошенный пулеметной очередью. Та же участь постигла и замполита. А затем густо посыпались мины, которые рвали тела и живых, и уже павших.

Вот здесь, на мартовском снегу, под немецкими пулеметами и минами, и кончилась, не начавшись, Пашкина романтика о войне. Но тут заговорила наша артиллерия, подавляя огневые точки противника. Пошли танки, за которыми поднялись и остатки их роты, пошел вперед и весь батальон. Здесь-то и подхватила его немецкая пуля – обожгло левое предплечье. Госпиталь, а через пару месяцев - вперед Пашка – в танковые войска – в учебку на механика-водителя. Танк Т-34 поразил Пашку грозной броневой защитой, скоростью, маневренностью, огневой мощью. Одним словом, влюбился юноша, что, называется, по уши в боевую машину. Старательно, до винтика изучал технику, вникая в каждую мелочь, донимая инструкторов вопросами, касающимися не только техники вождения, но и стрельбы из всех видов танкового оружия, радиодела. И инструкторы, побывавшие в боях, видя у парня не просто любопытство, а настоящий интерес к технике, во всем старались помочь ему, учили практическим навыкам, которые помогали не только разить врага, но победить и выжить.

От механика

до командира

Осенью 1943-го – снова на фронт, теперь уже в качестве механика-водителя Т-34. Первый бой тоже запомнился, не робел Пашка, отработал как надо, ловко увертывал танк от фашистских снарядов, за что и получил благодарность от командира машины.

А потом сколько их было боев, больших и малых, десятки, сотни – Павел не считал, считал только свои подбитые и сгоревшие машины, а их, к маю 45-го, скопилось чуть менее десятка, но урон, нанесенный врагу их экипажем (экипажами), был куда больше, тем более их танковая бригада постоянно была на острие атак (прославленная гвардейская бригада).

Пока из каждой переделки танкисту удавалось выбираться, хотя ожоги и глубоко засевший в бедре осколок будут напоминать потом всю оставшуюся жизнь. А летом 1944 года ему было присвоено звание старшины, и он был назначен командиром танка. Несмотря на молодость, воевал танкист лихо, напористо, перенимая опыт боевых командиров, старался разнообразить тактические приемы в бою, чтобы победить и выжить - как учили. И в боях был на редкость хладнокровен, не давал волю эмоциям - действовал как туго сжатая пружина, готовая выстрелить в нужное время и в нужный момент.

Война четко скорректировала характер юноши, выработав твердость, решимость, умение трезво оценивать обстановку в бою, изменять ход сражения в свою пользу. Это уже был настоящий солдат - ВОИН, и все это, вместе с боевой выучкой, позволило Павлу затем достойно прийти к Победе.

К весне 45-го за плечами Пашки были тысячи пройденных, проутюженных танковыми траками километров, два ранения, два боевых ордена. В начале марта их танковый батальон, в котором воевал Павел, на плечах отступавшего противника ворвался в немецкий концлагерь. Одним из первых, в числе других, здесь оказался танк Пашки. Появление русских вызвало панику среди охраны.

Эсэсовцы так быстро русских здесь не ждали. Готовилось массовое уничтожение военнопленных. "Тридцатьчетверка" Пашки в числе других, как вихрь, металась по территории лагеря, уничтожая огнем, давя гусеницами фашистов. Через короткое время все было кончено.

Встреча

с отцом

Павел выбрался на броню, откинул с мокрого лба шлемофон, закурил (курить начал совсем недавно, да и то так, для солидности). Внизу кипело ликующее людское море, полосатые робы наряду с черными комбинезонами танкистов, изможденные заключенные обнимали солдат, плакали, становились на колени, целовали грязную броню боевых машин. Пашка спрыгнул на землю и тут услышал: "Сынок, Паша, сынок". Пашка вздрогнул. Его? Кто к нему шел, протягивая руки, худой, седой старик? "Отец," – мелькнула догадка, но о нем ничего не было слышно всю войну, да и отцу-то всего сорок с небольшим, а тут…. Но тот уже висел на плечах юноши и, плача, приговаривал: "Сынок, сынок родной.. освободил меня…". Да, это был его отец, пробывший почти всю войну в немецком концлагере. И тут девятнадцатилетний командир заплакал, зарыдал - впервые за войну. Это были слезы радости при встрече с пропавшим отцом, это были и слезы горечи за поруганные, сожженные сотни, тысячи русских городов и деревень, слезы по погибшим боевым товарищам, чьи могильные холмики оказались разбросанными по родным и чужим землям. И юноша не стыдился этих слез, слез очищающих, облегчающих его душу. Это была нормальная реакция уставшего до предела организма за годы ожесточенной войны, где подчас ломались и не такие крутые характеры… Но… Пашке нужно было спешить, спешить дальше – в Берлин.

А встретились сын с отцом снова уже дома - после Победы, на радость матери, которой война вернула и мужа, и сына.

Юрий

Луконин,

с.Давыдово -

Кстово