Степь просторная, необъятная как небо и светится также множеством огней, как само небо звездами. Одни ближе, (это наши!) другие подальше, третьи далеко-далеко, у самого горизонта, незаметно их движение, а может не земные это, а небесные светила. Величественная демонстрация труда, достойная талантливого пера, наверное, воспета в стихах и прозе, надо поискать в архивах, надо низко поклониться перед ее участниками. Не сразу догадываюсь: там, вдалеке, для них я и сам вместе с трактором, комбайном, комбайнером Миколой Чопенко, пол дюжиной фар тоже такая же светящаяся точка, из того же созвездия, то есть единого строя, а потому вовсе не есть сторонний наблюдатель, а участник грандиозного действа в необъятной степи под звездным небом. Фантазия подсказала, покидать мне поле в этой ситуации можно разве что по команде старшего и на всякий случай направляю трактор еще на один, сверх уговора круг. Оглянулся назад, вижу Микола с улыбкой и одобрением поднял большой палец вверх. Так же, как на вопрос бригадира за ужином при всех, как твой напарник? Еще один круг это значит проползти на занудной второй передаче еще четыре тысячи метров, это еще без малого час терпения, боясь не уснуть за рулем от смертельной усталости, это еще и три гектара скошенной и пять тонн намолоченной пшеницы. Заканчивая круг, помахал последним, оставшимся в степи огням. Как знать, может и там, кто-то свое взросление будет отсчитывать с этого дня и часа! Вечерний парад, конечно же, лишь завершение дня, проведенного за рулем, глотая пыль и обливаясь потом под палящим солнцем, да и еще в обнимку с горячим мотором.
Казалось бы, после такого дня люди едва добравшись до постели должны падать пластом от усталости. А ничего подобного! По вечерам балагурили так, что взрывы смеха сотрясали степь в округе, то и дело кого-то по какому-либо поводу дружно качали, пели всяк свою и на свой манер, а два усатых Степана - Горобец и Чухрой неизменно задушевно свой "родненький", "Рушник вышиваный"; явившуюся к столу переодевшись в платье Галю Кузнецову непременно приветствовали "Ой ты Хжаля, Хжаля молодая, пидманули Хжалю, забрали с собою"! Судя по всему, эта девушка ничуть не хуже мужчин управлялась новеньким трактором ДТ-54, если на его радиаторе постоянно развивался красный вымпел. Не обходилось без плясок под гармонь. Тот же Баку, приплясывая, притопывая сапожищами сорок последнего размера, поднимал тучи пыли возле вагончиков. Этот шестипудовый с белозубой улыбкой толстяк и великий шутник даже назван был так в шутку же, взамен непривычному для русского слуха азербайджанскому имени. Тогда по молодости лет меня едва ли занимал вопрос, откуда такое вдохновение, что это за неугомонный народ, чем он так воодушевлен? Но вернемся в 1957 год. Позади три собранных целинных урожая. Страна, народ впервые и по-настоящему почувствовали достаток хлеба и даже пшеничного. Кто другой, а это поколение с юных лет познавшее цену куска хлеба, отлично понимало великую значимость свершенного, также оцененного высшей наградой Родины – Орденом Ленина. По словам тогдашнего руководителя страны Н.С. Хрущева - "Веселее стало говорить с друзьями и увереннее с врагами. Это когда есть хлеб".
Много лет прошло с тех пор, не всё помнится. Однако не забывается, как бригада заканчивала уборку. Последнюю загонку дожинали, собравшись вместе все 10 агрегатов, вместе же почти как парадной колонной вернулись на стан, поставили технику в ряд. Надо было видеть радостные лица этих тружеников, победно заканчивающих очередную битву за хлеб для страны! За ужином, когда все в сборе, это событие Ася резюмировала со свойственной ей простотой: "Ну, ребята, радуйтесь, вас снова повесят возле конторы!"
(в смысле фотографию бригады на Доску Почета на центральной усадьбе совхоза).
В громе смеха выразилось все: это и душа, до конца исполнивших свой долг, это добродушное одобрение, (неудачно, но верно сказанное), это и бескорыстная дружба, это и радость одной победы на всех. Такими они остались в памяти, эти посланцы комсомола прежних лет из самых разных концов, краев великой Родины.
Не каждому было дано выдержать суровые условия целины. Многие уехали. А эти остались. Остались, рассудив просто: "Кто если не мы?". Оставшись, трудились, как велит им рабочая совесть, совесть труженика, по натуре изначально от природы созидателя. Наверно потому труд для этих людей был не в тягость, а в радость. Уверен, носивший когда-то комсомольский значок поступал тогда и потом всю оставшуюся жизнь, движимый пониманием "Кто, если не я?". Похоже, я тоже не был склонен прятаться за чужие спины, а впервые подвергся испытанию именно там, в целинной бригаде, среди полюбившихся мне людей. Правда, при весьма комичных обстоятельствах, а потому никогда и никому не рассказывал, боялся, обсмеют. А теперь поведаю.
Бригаду навестило высокое начальство - сам директор совхоза. Понятное дело, выслушал доклады-отчеты, дал необходимые ЦУ, поставил задачи, поинтересовался, как устроены бытовые условия, питание, особенно прибывших на днях полтора десятка девушек. На последний вопрос положительного ответа не получил. В наступившей неловкой тишине вдруг: "Товарищ генерал, разрешите обратиться!" - "Обращайся, Ася, здравствуй!" - и с тем по-свойски, по-простецки протянул руку директор. Та, подавая ладонь для рукопожатия, что-то вполголоса сказала, вызвав укоризненный взгляд директора на бригадира, а он (Просвирин) стал, разводя руками, оправдываться, дескать, нигде не мог раздобыть ни единой досочки. Однако, тут же, видимо, найдя решение, как это часто бывает под суровым взглядом начальства, живо, на одном каблуке сделал налево, кругом, уперся взглядом в меня, первого попавшего, показывая на грузовик Зис-5, коротко приказал: "Заводи Захара, подъезжай к девичьему вагончику!". Подъехал. Девушки, очевидно уже оповещенные все той же Асей, с шумом забрались в кузов, кричат: "Езжай! В степь езжай!". Еду. Стучат: "Стой" и "Не выглядывай из кабины!". Только тут, о ужас! дошло до меня. Вернулся, взмолился, увольте, мол, от такой должности, а Просвирин мне: "Кто если не ты?". То же самое девушки хором: "Ну, Гено, ну пожалуйста". А и в самом деле, не с усатым верзилой Баку же им было бы сподручно совершать столь деликатные поездки! А кто я для них, пятикурсниц института, без пяти минут школьных учителей, всего лишь младшекурсник техникума, к тому же, извините, сельскохозяйственного. Мальчишка! Которому можно скомандовать: Не выглядывать! И так, рано утром, до работы, и после вечером, делал два рейса на "Захаре" пока, через неделю, не появилось в надлежащем месте симпатичное из свежеструганных досок сооружение с единственной буквой на дверках – Ж. А кто, если бы не я?!
Г. Корепанов,
секретарь Воткинского РК ВЛКСМ
(1968-1972 г.г.)