Он – создатель фильмов "А зори здесь тихие", "Дело было в Пенькове", "Белый Бим Черное ухо", "Доживем до понедельника" и других легендарных картин. Это один из лучших режиссеров советской эпохи. Его фильмы побеждали на фестивалях в Москве и Карловых Варах, получали государственные премии, дважды выдвигались на "Оскар", трижды признавались читателями журнала "Советский экран" лучшими картинами года. Однако мало кто знает, что полтора года своей военной биографии, Станислав провел в нашей республике, в УЧЛАГАХ Суслонгера и Сурка.
Юные годы
С детства Станислав Ростоцкий подолгу жил в деревне. Он полюбил ее людей, их труд, окружающую природу, освоил многие крестьянские профессии. Его жизнь не отличалась от жизни миллионов его сверстников: не очень устроенный быт, хлебные карточки, перешитые из отцовских брюк штаны, жизнь в городской коммуналке…
Тяга к кино возникла в раннем детстве, когда пятилетний Стасик впервые увидел картину Сергея Эйзенштейна "Броненосец "Потемкин" .
В 1936 году, 14-летним мальчишкой, по счастливому стечению обстоятельств он встретился с великим режиссером, попал на кинопробы, а потом и на съемки фильма "Бежин луг". В 16 лет Ростоцкий вновь пришел к режиссеру и изложил свои планы, которые заключались в том, что он "согласен чистить ему ботинки, бегать в магазин и мыть посуду, если он за это будет его учить".
В 1940 году Станислав окончил школу и поступил в Институт философии и литературы. Этому во многом способствовали занятия с Эйзенштейном. Вскоре началась война. В мирное время Станислав Ростоцкий числился нестроевым из-за болезни позвоночника. Однако в феврале 1942 года его призвали в армию. Служить пришлось в 46-й запасной стрелковой бригаде, дислоцировавшейся в нашей республике у станции Сурок.
Эти глухие места в марийской тайге лишь недавно открыли свою страшную тайну. Здесь никогда не шли бои, однако в землю легли целые батальоны новобранцев, так и не попавших на передовую - люди гибли от холода, голода, болезней, дезертировали, кончали жизнь самоубийством... Смерть в бою была бы для них достойным избавлением от этого чудовищного "концлагеря" - военного варианта ГУЛАГа.
Адово место
- Меня отправили в места со странными названиями Суслонгер и Сурок, - вспоминал о тех страшных временах Станислав Иосифович. - Это недалеко от Йошкар-Олы в марийской тайге. Там находились стрелковые бригады, где должны были готовить курсантов к фронту. Поначалу я оказался в Суслонгере. Жизнь там была ужасающей. По сравнению с этими местами, фронт кажется замечательным местом. В землянках, где должны были жить сто человек, проживало около трехсот. Было ужасно холодно, стекол в окнах не было и это при двадцатиградусном морозе. Первые десять дней, есть вообще ничего не давали, перебивались, кто, чем может.
Правда, вскоре выяснилось, почему нас не кормили. В одну прекрасную ночь в нашем расположении появились странные люди, по виду как будто только что вышедшие из времен гражданской войны: в кожаных тужурках и шапках, с маузерами и деревянными кобурами. Все начальство лагеря было выведено перед линейкой и расстреляно на наших глазах. Как выяснилось, всю еду, которая полагалась нам, они съедали сами. Это было ужасающее впечатление.
Голод
Потом нас посадили в "товарняк" и привезли на станцию Сурок. Там все было то же самое, но были и отличия. Помню, как нас вывели на линейку перед светлыми очами начальства. Мы стоим - грязные, голодные, без обмундирования, а человек в шикарной шинели, прекрасной каракулевой шапке и кожаных перчатках кроет нас четырехэтажным матом. Дескать, мы не солдаты, и вообще, не понятно на кого похожи. А я стою – и радуюсь. Значит, есть еще власть, значит, есть кто-то, кто не даст поставить Россию на колени.
Еще одним из испытаний в этом лагере была еда. Кормили нас из одного ржавого бака, который полагался на семь человек. А у меня была металлическая ложка и с нее жижа, которой нас кормили, попросту стекала, я не успевал донести ее до рта. Позже пришлось соорудить деревянную. Теперь, что касается качества еды - в основном, это была так называемая чечевичная похлебка, в которой плавало штук двадцать чечевичек. Хлеб же возили из Йошкар-Олы на открытых платформах, он замерзал, и мы пилили его пилой. В обед нам иногда давали маленький кусочек тухлого мяса. Почему оно было тухлым в лютый мороз, до сих пор не пойму.
Полковой фотограф
Однажды ночью меня вызвали в штаб. Выяснилось, что по последнему месту работы я числился фотокором "Пионерской правды", то есть, умел снимать. А по последнему указу Жукова, у каждого, кто уходил на фронт, в красноармейской книжке должно было быть фото. В общем, меня сделали полковым фотографом.
Это была ужасающая работа, ведь в сутки приходилось снимать по 500 человек. Электричества не было, пленки приходилось проявлять и печатать при дневном свете. Чтобы выкрутиться в такой ситуации я придумывал всякие приспособления, вроде щитов на окне землянки. Руки в мороз просто отмерзали. В общем, это было по - истине адово место и кошмарная работа. Однако, благодаря ей я оказался на хорошем счету у начальства, поэтому меня не хотели отправлять на фронт. Я писал рапорта об отправке на передовую, а мне давали десять суток ареста.
Побег из Сурка
Иногда меня отправляли за фотоматериалами в Казань и зачастую давали кое-какие задания. Один раз я должен был поймать дезертира. Отправившись по его домашнему адресу, выяснил, что дезертир дома, у него жена, трое детей. Я сказал: "Ты вернись лучше сам. Думаю, тебя простят". В части соврал, что никого не нашел. Через пару дней беглец явился, и его не расстреляли, а отправили на фронт.
Потом я поехал в командировку в Москву и на попутке рванул в место не менее страшное, чем Сурок, под Вязьму. Там меня задержали и собирались расстрелять. Но начальник "СМЕРШа" решил: "Он же из тыловой части, где мог спокойно жить, а сбежал на фронт. За что же будем его стрелять?". Так я оказался в 6-м гвардейском кавалерийском корпусе.
Вот так он "сбежал" на фронт, откуда вернулся инвалидом в Москву в августе 1944-го. После тяжелого ранения Ростоцкий потерял стопу, его буквально раздавил немецкий танк.
С поля боя его с тяжелыми ранениями, отправили в госпиталь, но… Вывозили раненых на санях, через поля, снег подтаял, под ним оказалось болото, сани застряли. Все, кто мог ходить, ушли. Ростоцкий остался один: у него было разорвано легкое, раздроблена нога, сильно повреждена рука. Позже он вспоминал: "Хорошо, что отобрали пистолет, иначе застрелился бы…..". Он провел в одиночестве 28 часов и ни на что уже не надеялся, когда вдруг на него набрел нетрезвый лейтенант, который, бравируя, пообещал, что вытащит Станислава. И, действительно, сделал это. Позже, вспоминая этот эпизод, Ростоцкий не раз говорил, что судьба хранила его для чего-то важного…
Станислав Иосифович Ростоцкий (1922-2001) – легенда отечественного и мирового кинематографа. Герой войны, выпускник ВГИКа, отец известного актера и каскадера Андрея Ростоцкого. Снял такие фильмы как: "Земля и люди" (1955), "Дело было в Пенькове" (1957), "Майские звёзды" (1959), "На семи ветрах" (1962), "Герой нашего времени" (1965), "Бэла" (1966), "Доживем до понедельника" (1968), "А зори здесь тихие…" (1972), "Белый Бим Черное Ухо" (1976), "Эскадрон гусар летучих" (1980), "И на камнях растут деревья" (1985), "Из жизни Федора Кузькина" (1989)