Скота в хозяйстве держали мало, так как сенокосных площадей по берегам озера и речек было недостаточно.
Хотя пашня находилась в частной собственности у каждой семьи, но вырастали дети, создавали свои семьи. Приходилось вновь делить пашню по едокам для каждой семьи. Но такой земельный передел проходил редко. А наиболее рыбные участки по берегам озера распределялись ежегодно. Эти участки озера назывались душевыми приколами. Причем на один год они становились собственностью одной семьи, а на следующий год происходил обмен прикола с другой семьей. Во время нереста рыбы в заливе за деревней Маткалахта возбранялось шумно ездить на лодке по заливу, который называли лахтой. Обилие водной растительности и малая глубина залива служили своеобразным питомником для развития и роста молодняка рыб.
После объединения крестьянских хозяйств нашей деревни в колхоз в 1933 году стали выращивать на полях кроме ржи, ячменя и овса еще яровую пшеницу, которая тоже давала хороший урожай. Наш колхоз с громким названием "Красный Герой" объединял хозяйства двух деревень - Маткалахты и Бостилово. Пахотной земли было всего 21 гектар. Первым председателем колхоза был Вершинин Михаил Титович, а его сменил Синицын Яков.
При объединении в колхоз от нашего хозяйства взяли две коровы, две лошади, сети на целый невод, лодку, семенное зерно, а также новый овин, в который входило гумно и рига. В риге подсушивали снопы для обмолота, а на плотно сколоченном полу гумна молотили. Обмолот вели пригузами в два или три такта ударами по снопам болтающейся короткой палкой, которая была шарнирно соединена с другой деревянной палкой, которая держалась в руках у человека. Я умел молотить в три пригуза (три такта). У трех хозяйств было по одной корове, а поэтому обобществлять было нечего, кроме одной лошади. Наш дедушка Николай Харламович в колхоз не пошел, а поэтому ему односельчане оставили одну старую лодку, так как в хозяйстве у нас было две лодки. Дедушка снова связал несколько мереж и две однонитки. Он ловил рыбу на сущик, а потом сущик продавал в рыбопункт Куганаволока. Кроме того, он из лучины изготовлял корзины для сущика и для хранения других продуктов и сдавал в сельпо. На этом заработке он и жил до самой смерти в заднюхе, что была пристроена к дому окнами на озеро.
Для колхозных коров на полях стали выращивать брюкву и турнепс. Удивительно то, что отдельные экземпляры турнепса весили 18 кг, вес брюквы доходил до 12 кг. Надои молока были хорошие, а поэтому колхоз всегда досрочно справлялся с планом государственных поставок молока и мяса, а также своевременно платил все налоги. С образованием колхоза навсегда перестали пользоваться сохой и деревянной бороной. Железный плуг и борона "зигзаг" прочно прижились в хозяйстве колхоза. Обмолоченное зерно очищали от половы с помощью веялки и сортировки, а для приготовления кормов скоту стали пользоваться соломорезкой. Все машины приводились в движение усилием человеческих рук. С помощью сепаратора сливки отделялись из молока, а обрат (после сепаратора) давали в пойло молодняку. Получали хорошие привесы молодых телят и высокую упитанность всего стада.
В начале тридцатых годов в Куганаволоке была организована приемка рыбы на государственном уровне. Первым директором рыбоприемного пункта был Вылькос, а его заместителем - Голованов.
В нашем колхозе была организована рыболовецкая бригада, которая имела хорошие уловы всех пород рыб. По традиции готовили сущик из мелкой рыбы, а крупную рыбу подвергали засолке в рыбопункте Куганаволока. Отпала необходимость возить рыбу в Каргопольский район, а потребительская кооперация обеспечивала мукой и различными крупами все потребности населения. Колхозную рыбу сдавали не только в рыбопункт Куганаволока, но и возили на продажу в Пудож и Петрозаводск. На вырученные от продажи деньги в Петрозаводске купили три ручных швейных машины и патефон с пластинками. Швейные машины были проданы лучшим колхозникам, а патефоном пользовалась вся Маткалахта. По итогам года на трудодень в нашем колхозе приходилось до трех килограммов различного зерна, а также немного картофеля и сена. Деньгами на трудодень выходило от двух до трех рублей. Можно было получать аванс в течение всего года. Работали в колхозе дружно. Сами на собрании устанавливали нормы выработки на трудодень в зависимости от вида работы. Количество трудодней на год по колхозу тоже ограничивали, чтобы трудодень был весомее. За нерадивую работу предусматривались наказания. Самым тяжким наказанием было отстранение от работы в колхозе на трое суток. Существовал минимум трудодней, которые должен за год выработать каждый колхозник. Так, мужчина должен заработать в колхозе не меньше 120 трудодней в год, а женщина - не менее 80 трудодней.
В послевоенные годы по разным причинам обезлюдели деревни. Колхозы приходили в упадок. Даже объединение колхозов мало, что изменило. Следует особо сказать о названиях колхозов. Наряду со словом "Красный" (Красный Герой, Красный богатырь, Красный Октябрь, Красный рыбак, Красный берег, Красная заря) были названия именные (имени Энгельса, имени Дмитрова, имени Кагановича), а также "Память Ленина", "Заветы Ленина", "Ленинский путь" и другие. Но не было ни одного колхоза с именем Сталина.
В суровом 1937 году многие жители Водлозера были арестованы по различным доносам односельчан. Доносы были разного характера. Так, неграмотная женщина из деревни Великостров еженедельно ходила в сельсовет и рассказывала председателю сельсовета о слишком разговорчивом соседе, который выражал недовольство властью. Председатель сельсовета оформлял донос, где говорилось о том, что гражданин Никифоров из деревни Великостров ругал всю советскую власть в лице председателя сельсовета, а хвалил только Ленина. Были люди, которые собирали подписи под требованием преобразовать колхозы в ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли) без обобществления собственности крестьянских хозяйств. Подписи эти собирал житель деревни Канзанаволок Сыромолотов. Собирались подписи обычно в праздники, когда с выпившими мужчинами было легче разговаривать. Как только начинались аресты подписавшихся, Сыромолотов покончил жизнь самоубийством. Арестованные колхозники впоследствии были реабилитированы посмертно.
Только в нашей деревне Маткалахта не было репрессированных колхозников. Дело в том, что Сыромолотов в праздник Варвары 17 декабря 1936 года пришел в Маткалахту и сначала подошел к моему отцу. Отец разобрался, зачем пришел незваный гость, и попросил его немедленно удалиться из деревни. Всех жителей предупредил, чтобы никто ничего не подписывал. Так сохранились в деревне все мужчины до военной поры.
Однако в 1935 году семью Епишина Афанасия и нашу семью исключили из колхоза. Причем в нашей семье исключению подвергли только моего отца, мать и меня. Остальные мои братья были оставлены в колхозе. Епишина Афанасия и отца обвинили в том, что они в годы гражданской войны были в белой армии. Но в белой армии были и другие односельчане. Мою маму и меня, четырнадцатилетнего парня, исключили за то, что при заготовке жердей для изгороди в одной из заготовленных куч оказалось 18 штук вместо 20, и лыски на коре в жердях вроде мы сделали небрежно. Отцу и Афоне надо было явиться в Пудож в милицию, а нам дали принудительное задание. Надо было за двое суток раскорчевать и вспахать 10 соток земли. Я с мамой за сутки выкорчевали все мелкие деревья и кустарники на отведенном участке на ельне. Мой дедушка не записывался в колхоз по возрасту. Дед за сутки изготовил соху для вспашки подготовленной земли. На вторые сутки дед держался за соху, а я с мамой в сохе были тягловой силой. К концу второго дня задание было выполнено. Разработанный участок колхоз засеял овсом. Но к концу недели отец и Афоня вернулись из Пудожа, так как обвинение было признано тройкой незаконным. Нас снова восстановили в колхозе.