О ДЕДУШКЕ НИКОЛАЕ ХАРЛАМОВИЧЕ
Мой дедушка Сысоев Николай Харламович (примерно 1858 года рождения) мало нам рассказывал о своей жизни. Да и мы, его внучата, мало его расспрашивали. Нам внушали, что старое было очень плохое и говорить о нем незачем. В молодости он, очевидно, служил в Олонецком пехотном полку пластунов. Об этом я сужу по той форме одежды и вооружению, которые он носил и хранил у нас дома, вернувшись со службы в армии. В старое время каждый новобранец при призыве в армию должен иметь свое обмундирование, холодное оружие и коня. Но малоимущим призывникам выдавали казенную форму и оружие. Их зачисляли в полк пластунов (пехота).
Прослужив в армии почти 3 года, вернулся домой 24-летним мой будущий дедушка в хорошей армейской одежде и с полагающимся пластунам оружием. У него была на вооружении пика с железным наконечником и курковое ружье, которое заряжалось с дула. Сначала в ствол насыпался порох по мерке, потом вставлялся пыж, а дальше закладывалась одна картечина диаметром в 6 мм и запрессовывалась очередным пыжом. Длина ствола была порядка 50 см с небольшим утолщением к концу ствола (к дулу). Пыжи при зарядке с помощью шомпола хорошо уплотнялись в стволе, что придавало при выстреле большой импульс для пули. У закрытого конца ствола было приспособление, на которое устанавливался капсюль. От капсюля по отверстию была возможность запальному огню добраться до пороха в стволе и осуществить выстрел. Когда оружие было подготовлено к стрельбе, то взводился курок, который удерживался специальной пружиной до выстрела. При нажатии на спусковой крючок курок освобождался от пружины, ударял по капсюлю и производился выстрел. Во время войны 1941-45 годов отбирали у населения всякое вооружение. Мой отец сдал и это дедушкино ружье. Оно потом долго хранилось в Куганаволокской школе, а после моего ухода из школы в 1971 году я не знаю дальнейшей судьбы этого ружья.
Уже при советской власти дедушка отпилил от пики конец с железным наконечником и ходил с ним осенью по гладкому льду озера. Острый наконечник помогал увереннее идти по скользкому льду. Из военной одежды у дедушки сохранился балахон, сотканный из толстых прочных ниток, а также башлык. Башлык был изготовлен из прочного сукна с очень длинными от ушей тесьмами. Капюшон башлыка во время ненастной погоды надевался поверх шапки и служил защитой от ветра, дождя и мороза. Длинные тесьмы от башлыка на груди перекрещивались и на спине завязывались узлом. В хорошую погоду башлык снимался с головы и оставался лежать на плечах сзади головы. В царское время дедушка это оружие и обмундирование берег, так как по первому требованию он в нем должен явиться на службу во всеоружии.
После службы в армии в возрасте 26 лет Николай Харламович женился на девушке Евдокии, которая проживала с родителями в деревне Малая Пога. Очевидно, семья Мироновых, в которой родилась Евдокия, была среднего достатка, если так можно было назвать трудолюбивых крестьян, у которых имелся запас хлеба. А рыбы у острова Пога и на ближайшей реке Сомбале всегда было достаточно. Надо было только не лениться ловить рыбу разных пород. Очевидно, Евдокия была веселой и привлекательной девушкой, так как ее называли в народе "славутница". Это название народ давал очень редким девушкам, которые умели хорошо петь, прилично в праздники одеваться и быть всегда веселыми и приветливыми с окружающими. Люди ее уважали и говорили о такой хорошей девушке только добрые слова. Слава о характере и умении такой девушки быть душой любого коллектива и дала название - "славутница".
Мой дедушка Николай Харламович тоже умел хорошо петь не только в молодости, но и будучи старым всегда пел вполголоса песни, когда вязал сети или плел из лучины корзины. А в армии он был запевалой в солдатском строю. В период молодости дедушки музыкальных инструментов почти не было. Только в многолюдных деревнях у богатеньких крестьян были гармошки, а балалаек тогда еще не было ни в одной деревне. Правда, кое-кто умел изготавливать пастушечьи рожки и пользоваться ими для воспроизводства простейших мелодий. Молодежь водила хороводы и отплясывала русского под песни. Вместе с девичьими голосами в хороводе всегда слышался хороший голос моего молодого дедушки. А если учесть, что очень мало было парней из Водлозера, которые служили в армии, то многие девчата хотели бы выйти замуж за такого парня. Поэтому славутница Евдокия из Малой Поги выбрала женихом своим молодого голосистого Николая из деревни Маткалахта, то есть моего будущего дедушку. Надо сказать, в ту пору в Водлозере парней было больше, чем девушек, а поэтому найти невесту да еще хорошую было непросто.
На одном из праздников Евдокия дала молодому Николаю Харламовичу залог, а вскоре они поженились. Залогом называлась какая-нибудь вещь - головной платок, шарфик или просто носовой платок с клятвой не выходить замуж ни за кого другого. Эта договоренность почти всегда выполнялась. Были редкие случаи, когда клятва нарушалась, и тогда парень обязан был вернуть девушке полученный залог. Просватывание девушек родителями за нелюбимого, но богатого жениха было редко и осуждалось всем населением деревень. Свадьбу справляли в зависимости от достатка жениха и невесты. Когда жених приводил невесту к себе домой, то встречать его с молодой женой выходили все жители деревни от мала до велика.
За непродолжительный период семейной жизни у них родился сын Осип, а потом Наталья и Дуняша. Трудолюбие родителей и детей позволяло семье жить безбедно. В доме всегда был хлеб, рыба всех сортов, лошадь, корова и немного овец. После 25-летней совместной жизни случилась трагедия. Осенью по тонкому льду мой дед Никола и его жена Евдокия хотели протянуть невод подо льдом на тоне у Пищарнаволока, чтобы поймать свежей рыбы для себя и на продажу. При запуске невода под лед Евдокия провалилась в воду и утонула. Ее муж Николай не успел к ней вовремя, так как и под ним лед проламывался несколько раз, но он был с жердью и сумел выбраться на лед. После похорон жены он велел своему сыну Осипу жениться, так как ему шел уже 21-й год. А сам дедушка, оставаясь вдовцом в 48-летнем возрасте, больше никогда не был женат.
Его дочь Наталья была выдана замуж за Ульянова Петра в небольшую деревню Вавдиполь, а дочь Дуняша вышла замуж в деревню Половина за вдовца Петрова Дмитрия. В годы гражданской войны, когда в деревне появлялись то белые, то красные, дедушка сумел отговариваться своим несогласием ни с теми, ни с другими. Когда я был еще очень маленький, то с 4-х лет дедушка учил меня щепать лучину для освещения комнаты по вечерам и вязать сети для ловли рыбы. Я часто нож держал в левой руке и стругал лучину. Дедушка очень меня ругал леворукого и приучил работать правой рукой. Я и сейчас еще режу хлеб и затачиваю карандаши при помощи ножа левой рукой, но могу и правой. Лучина на печи высушивалась для освещения избы в вечернее время. В деревянный столб, что стоял у русской печки и поддерживал матицу потолка, был прибит железный светец, в который можно было вложить 2 лучины. Лучины постепенно горели и освещали своим пламенем пространство избы. Надо было только следить, чтобы лучина горела равномерно и своевременно выдвигать по щелям в светце саму лучину для продолжения горения. Для того, чтобы сгоревшие части лучины, падая, не вызвали бы пожара, то внизу стояла лохань с водой. Прогоревшие, но еще красные угли от лучины отваливались и падали в неё. В хлев к скоту тоже ходили с лучиной, чтобы при свете напоить и подоить корову. Когда хозяйка несла в одной руке пойло для коровы, а в другой руке - подойник, то зажженную лучину держала в зубах. В хлеве тоже имелась щель, в которую можно было засунуть конец лучины для освещения хлева. Применение лучины было крайне опасно в пожарном отношении, но другого выхода тогда еще не было. Керосиновые лампы в начале ХХ-го века были не у всех. Да и керосин надо было привозить из Пудожа. Но постепенно стали торговать лампами, фонарями и керосином в Куганаволоке, а только денег у многих для покупки не было. Для экономии покупали керосиновые лампы разных размеров по фитилю. Были лампы 5-линейные, 7-линейные, 10-линейные и роскошные лампы со стеклянным абажуром - 20-линейные.
В возрасте 6-ти лет я научился читать при помощи старших братьев Григория и Василия. Они посещали школу в Куганаволоке по 2 года и умели читать и писать. Дедушка Николай Харламович поощрял мое желание научиться читать вслух. Обычно он вязал сети, а я рядом сидел и по буквам читал слова. Была для чтения всего одна книга без начала и без последних листов. Я хорошо помню, что дедушка любил слушать чтение про Богдана Хмельницкого и разглядывал на рисунке в книге его портрет.
Дедушка любил нас, маленьких внучат. Обычно мы зимой спали в заднюхе на полатях. Я спал по правую руку от деда, а брат Коля ложился по левую руку. Дедушка нам рассказывал перед сном длинные сказки до тех пор, пока мы не засыпали. А утром он следил, чтобы мы хорошо вымыли свое лицо. Дедушка ежедневно съедал кусок хлеба, посыпанный солью. Он говорил, что соль укрепляет весь организм. Старался приучать и нас так же есть. Он прожил почти 80 лет, и у него все зубы во рту сохранились и никогда в жизни не болели. Конечно, о зубной щетке он и не слыхивал, а не то чтобы ею пользоваться.
В восьмилетнем возрасте я помогал дедушке пилить дрова, чтобы сушить рыбу, а также помогал сортировать лучину для изготовления корзин. Сущик и дополнительно корзины мы с дедушкой на лодке привозили в сельпо в Куганаволок. На вырученные деньги он купил мне и брату Коле ботинки красноватого цвета, а себе немного конфет монпасье или лампасся, как он их называл. Банка от монпасье до сих пор хранится в кладовке в Куганаволоке. Это были первые ботинки в моей жизни, а поэтому я их хорошо помню. До этого дома выделывали кожу животных, а отец как умел шил сапоги. Летом все время босиком, а на покос сена на реку Ильвама ходили в лаптях.
Дедушка и его сын Осип никогда не курили, а водку пили по праздникам и по мере материальной возможности. Матерных слов в ругани тоже никогда не употребляли и строго следили за нами. В колхоз дедушка не пошел, а самостоятельно добывал рыбу, плел корзины на продажу и иногда косил сено тоже для продажи. Вернувшись домой после недельного пребывания на покосе за Вамозером, дедушка помылся в бане, а потом зачем-то полез на чердак по лестнице - упал виском в выступ стены и, не приходя в сознание, умер. Это было в июле 1938 года. Похоронили его на кладбище на погосте у Пречистенской церкви.