В ту пору не было смартфонов, планшетов и компьютеров, но зато были настоящие друзья - весёлые ребята, такие же, как и я, жившие со мной по соседству. Да и само время было иным: добрым и неторопливым. И это время мы проживали, как могли, шумно и озорно.

На каникулах в домах нас видели редко. С утра до ночи были мы на улице. Играли в различные подвижные игры вроде догонялок или казаков-разбойников, бегали купаться на речку, в золе от костра пекли картошку, а иной раз просто собирались где-то в лесу и травили друг другу леденящие душу байки, пугая девчонок. А однажды летом устроили им такое эффектное представление, о котором я и сейчас вспоминаю с дрожью в душе.

Недалеко от моей улицы в переулке, в котором жили мои дедушка с бабушкой, стоял старый дом. В этот дом заселились новые жильцы и, как водится, стали наводить порядок. Около двора спилили несколько огромных тополей и сложили их возле своего забора. Вот как раз там все и играли. Иногда в солнечные дни мы сидели на тополёвом стволе и лупой выжигали на его коре причудливые узоры, а, бывало, забирались на массивные ветви и раскачивались на них, как на качелях.

И вот как-то раз так качаясь, мой друг Максим предложил:

- Пацаны, а давайте девчонок разыграем.

- Как? - спросил я.

- Да просто, будем качаться, а когда они станут мимо проходить, мы тебя столкнём. Ты упадёшь и притворишься мёртвым, а мы тебе подыграем.

- Пойдёт, - сказал я, и мы стали ждать.

Вскоре появились девчонки, и Максим с Юркой меня толкнули. Я, сорвавшись с веток, так натурально упал на спину, что не только девчонки, но и сами пацаны, наверное, поверили в мою неминуемую смерть. Я до сих пор удивляюсь, как тогда ничего себе не сломал.

- Лёшка, вставай! - крикнул Юрка.

Я лежал не шелохнувшись, вполглаза наблюдая за происходящим. Максим, спрыгнув с ветки, стал меня тормошить, призывая подняться, а потом всем объявил:

- Да он не дышит…

- И пульса нет, - вторил Максиму перепуганный Юрка.

- Что делать будем? Нужно скорую вызывать, - предложил Серёга.

- Ага, ты ещё в милицию позвони, - цыкнул на него Максим.

Надька, самая старшая из девчонок, подбежала ко мне. Стала щупать мой живот. Тут я, закрыв глаза, насколько мог задержал дыхание.

- Наташка, Олька, он правда не дышит! - проревела она и со всех ног побежала к дому моего деда. Олька и Наташка, визжа, кинулись следом за ней.

Пацаны стали свистеть и кричать им, чтобы те вернулись, да куда там! А я лежу и думаю: ну, всё, приплыли!

Природа изнывала от июльского зноя. Был полдень. Дед мой, вероятно, дремал. И можно было себе представить, как он тогда спросонок испугался влетевшего в дом девчачьего роя, сообщившего ему, что Лёшка - умер…

Минутой позже я уже видел грузного, в одних семейных трусах мчавшегося ко мне деда и понимал, что сейчас я чудным образом воскресну, но как жить-то теперь... И эта мысль наводила на меня ужас похлеще, чем на девчонок наша разудалая шуточка.

Дед, подхватив меня на руки, горестно запричитал:

- Лёнька, внучок… Да как же так-то?..

Тут я открыл глаза и сказал:

- Дед, ты чо?

Бледный и без того дед побледнел ещё больше и лицом стал похож на только что выбеленную печь. Но надо отдать ему должное, сориентировался быстро, больно ухватил меня за ухо и, прищурившись, прорычал:

- Чтоб я тебя месяц в своём переулке не видал…

В следующее мгновение я был дома. Мне было стыдно и очень жалко горячо любимого деда Юру, который вскоре отошёл сердцем и уже через неделю смилостивился, позволив мне снова играть с ребятами у себя в переулке.