Когда дед Борис "воскрес" для нашей семьи (после войны его считали пропавшим без вести), он предложил бабке Марье помощь - забрать одного ребенка в Москву. Поехала Шурка, старшая. Устроил ее дед прислугой в богатую семью, но гордый и независимый нрав Шурки не позволил ей удержаться на этом теплом месте. Помыкалась с годик, помыкалась, плюнула на всю Москву и уехала домой. Поехала Нюрка, младшая. Несладко у мачехи, на ночь пускала, а с утра дверь на засов - иди на работу! Придешь только спать. Сначала устроилась Нюрка в детсад на пятидневку, чтобы можно было и жить там же. А потом влюбился в нее, веселую, озорную певунью, красивый парень, коренной москвич, и женился на ней. Так Нюрка навсегда осталась в Москве.
Но пуповина была в овраге, в Красных Баках. Отношения между сестрами никогда нежными не были. Юморной и грубоватый стиль и никаких сантиментов. Любовь угадывалась не в словах, но в делах. Разделить их я не могла даже в мыслях. Всегда они были для меня - три вместе, как мы их шутливо называли, "трио".
- Нюрка приехала! Завтра едем к Леньке! - командовала Шурка.
- К Леньке, к Леньке, завтра к Леньке! - уже другим командовала Сонька, в полной уверенности, что командует она.
Все три одного духа, все три командиры, всю жизнь соперничали, кто главнее, хотя всем было ясно, что генерал - Шурка. Сестры в душе это знали, но внешне бесконечно оказывали всяческое сопротивление, пытаясь показать всем, "кто в доме хозяин". Чтобы друг друга переспорить, были все средства хороши. Как-то пожарив грибы, во время обеда Нюрка сомневается:
- Шурк, что-то грибы горчат...
- Да не-ет, - не соглашается Шурка.
- Точно горчат, - упирается Нюрка.
- Не выдумывай-ко, - Шурка уже прикрикивает на сестру. - Вечно что-нибудь придумывает!
Спору, казалось, конец, но через несколько минут Нюрка падает со стула и лежит на полу бездыханная. Перепуганные до смерти, все прыгают возле нее, особенно Шурка. До "скорой" дело не дошло, так как Нюрка ожила от приступа хохота. Правда, за этот фокус старшая сестра "отходила" ее по спине деревянной скалкой тогда не на шутку.
В застолье Шурка обычно спорит с Сонькой: "Мне не наливать, я больше не буду!" Но Сонька, если она в настроении, перечит: "Нет, будешь!" Шурка: "Все! Я сказала!" Но уперлась Сонька: надо победить Шурку во что бы то ни стало - и победила. "Сволочь, а не сестра!" - уступает Шурка и опрокидывает рюмку. Сонька удовлетворенно запевает, и обе сестры тут же подхватывают. Запеть они могли в любую минуту, не сговариваясь. Если в разговоре на каком-то слове вдруг припоминалась песня, он тут же обрывался, и с этого самого слова пелась уже песня. Люди удивлялись: "Вот те здрасьте, запели… Хоть бы договорили бы, о чем речь шла!" А им уже "плевать" на весь разговор, главное, они песню хорошую вспомнили. Все махали рукой, подпевать – не подпевали, жалко было нарушать их "трио", это надо было слушать. Вся родня держала в доме деревянные ложки на случай, если придет тетя Соня. Это ее инструмент. Как запоют, если "масть легла", звучит команда: "Ложки давай!" Это значит - Сонька "в духе", сейчас самые веселые пойдут.
- Я орешки щелкала,
Я Ванюшу поджидала…
Потом еще моя любимая:
- Топится, топится
В огороде баня.
Женится, женится
Мой миленок Ваня…
Тут уж Сонька с ложками всегда солирует, а Шурка с Нюркой на подпевке, пониже, как бы мужскими голосами:
- Какая ель, какая ель,
Какие шишечки на ей…
Репертуар был разнообразен. Никогда в жизни я не слышала, чтобы в компаниях пели "Вечерний звон". А они пели! И это было хорошо, была в их исполнении своя прелесть. Пели бережно, понимая, что это классика. Если за столом были мужчины, все они автоматически зачислялись в группу поддержки "Бом-бом". Сестры запевали: "Вечерний зво-о-о-н...", а мужской бас - в унисон, аккуратно, чтобы не "забить" ведущую партию: "Бо-ом, бом..."
Как-то раз за столом не было мужчин, а сестрам "приспичило" "Вечерний звон" петь. На спевке сестры да Нинка, тети Шурина дочь. Тетка командует:
- Шурка, запевай! Нинка, "Бом-бом" будешь!
Нинка не в мать, совсем не певучая:
- А что-о это я "Бом-бом"? Я не хочу "Бом-бом"...
Если свадьба случится - без них никак. Это трио - украшение любой свадьбы. Публика для них - лучший допинг. Все трое, от природы одаренные актерским мастерством, при появлении публики ощущали прилив вдохновения. Сами собой выстраивались юморные диалоги с собственным музыкальным сопровождением. Да и в обычной жизни их общение часто "вытекало" в маленькие музыкальные спектакли. Приходилось им и выступать, так сказать, на "большой сцене". Готовиться к этим выступлениям сестрам не было никакой нужды, так как спевки происходили практически ежедневно. Как правило, это происходило спонтанно. Придут, например, навестить кого-то в дом престарелых, а там в это время концерт. Все, считай, "дело в шляпе" - это "трио" там хорошо знают, и в микрофон звучит: "У нас в гостях сестры Костровы" - они уже на сцене и давай жару давать. Старики хлопают, не отпускают: еще пойте. Уж такие наши потом довольные, долго рассказывают, как они дедкам понравились.
А Шурке все-таки один раз довелось побывать на сцене "по-настоящему". Когда-то, когда она училась в старших классах, в поселок приехал из города драматический театр. И так случилось, что им на массовку не хватало народу, вот тогда-то ей с подружкой и предложили поучаствовать. Переодели, дали в руки вилы и сказали, когда на сцену выбегать с криком "А-а-а". Выбегает Шурка с вилами на сцену, а в зрительном зале директор школы сидит. За прогулы тогда ох как наказывали. И директор прямо с места на весь зал ей кричит: "Кострова!!! Ты почему не на уроках!!!" Бросила с испугу Шурка вилы прямо на сцену и с этой же репликой и убежала...
Генеральный штаб всегда был у Шурки. Многие важные вопросы нашей родни обсуждались и решались там. Умная Шурка всегда держала "руку на пульсе": свадьба, похороны или кому дом надо купить. Уж кому только она дома не покупала, хорошо у нее это получалось. Разговаривать с продавцом всегда ее засылали. Вот она с ним поговорит, пошутит, и цена на дом "падает"... Пришло время, Нюрка решила купить в Баках дом. Помыкалась, помыкалась по поселку, нигде не нравится - ей надо в овраге, около Шурки, на меньшее не согласна. Здесь родилась, здесь и помереть хочет... А в овраге дом свободный только один - заветная мечта Нюрки - Катюшин. Без Шурки здесь никак: Катюша - ее лучшая подруга с детства. Всю жизнь прожили бок о бок, окошки друг на друга смотрят. Но болеет уже Катюша - дело к смерти, а за дом цепляется, хоть и живет давно у детей.
Уперлась Шурка, отговаривает сестру: "Дура ты, Нюрка, дом - гнилье. Вся жизнь на ремонт уйдет, купи хороший". Уперлась Нюрка, свое думает: "Не хочет Шурка, чтобы я в овраге была…" Пишет письмо Соньке, длинное: "Вот смотри, сестра называется, это она мне нарочно козни строит, чтобы меня подальше засунуть…" Сонька-то и нашим и вашим. Схватила письмо - и к Шурке: "На, читай!" Ух и осердилась Шурка: "Вот Нюрка и дура, да разве мне в овраге чужие нужны! Ну, раз так, дак она у меня это гнилье получит!" (Получи, фашист, гранату!) И прямо в больницу к Катюше побежала. Что-что, а дар убеждения у Шурки был: когда надо – лисой подкатит. Катюша уже вроде бы и согласна продать, да только хоть бы за тысяч десять. Нюрке сообщили цену, но у той и денег-то столько нет. Опять Шурка к Катюше на переговоры идет, описывает ей плачевное состояние дома во всех подробностях. Бедная Катюша напугана: как бы бесплатно отдавать не пришлось такой-то дом: "Ну, ладно уж, отдам ради Нюры, но хоть за шесть…" Нюрка срочно приезжает из Москвы. А денег-то и этих нет. Лежат у нее в Красных Баках в сберкассе какие-то сбережения, но это слезы. Решили на "совете" с Шуркой забрать все деньги какие есть со счета, а дальше решать, уже исходя из суммы. Нюрка идет в сберкассу, снимает все, что там есть. А в тот год в банке был какой-то огромный процент, и выдают весь вклад суммой ровно шесть тысяч. Не веря своим глазам и ушам, хватает Нюрка деньги и бежит бегом домой, боясь, что ее сейчас догонят и скажут: "Простите... Ошибочка вышла…" Зажала деньги в подол - и к Шурке, высыпает их на стол. Считают, пересчитывают, радости нет конца.
Так моя мать снова оказалась в овраге. Вместе с Нюркой и Сонька вновь обрела свою "родину".
Продолжение следует.