Сонька

Идет Сонька в овраг. Каждая из сестер убеждена, что Сонька к ней первой должна идти. А Сонька молодец. К Нюрке придет, та ее пытает: "У Шурки была?" - "Нет, прямо к тебе…" Потом к Шурке идет, и эта с той же ревностью: "У Нюрки была?" - "Не-ет, прямо к тебе…" Обе довольны – Сонька к ней "первее" идет.

У нас в огороде Сонька - хозяйка. Себе сажает и нам даст, как городским, с хозяйского плеча. У нее-то у самой огородик маленький, на зиму много не насадишь. Нюрка пытается в своем доме главной быть, но без успеха. Здесь Соньку не перехилить. Разругаются, уйдет Сонька, день не приходит, два. Нюрка все это время гипнотизирует калитку. Раз пятнадцать скажет: "С Сонькой вчера поругалась…" Потом идет к Шурке жаловаться, как Сонька здесь командует. "Приде-ет…", - успокаивает Шурка. На следующий день точно, скрипит калитка. "Иде-ет…", - говорит Нюрка как можно недовольнее, а у самой всё, душенька на место "встала", да и Сонька уже как ни в чем не бывало, ни словечка про былое, будто и не ссорились вовсе. И не отходят друг от друга, как два свясла (ведра на коромысле), до следующей стычки.

Тетя Соня - великая труженица. Сама без работы не может и других загоняет. Моих гостей и тех не пожалеет, только отвернешься, а они уже дрова укладывают. Но никому не в обиду, потому что все с шуточками-прибауточками - веселье только. "Вот не можешь ты, теть, смотреть, как люди отдыхают!" - возмущаюсь я. "Да! А меня горе берет! Эка сила сидит, ничего не делает! Все бы вам бездельничать!"

По жизни Сонька всегда была самая бедная в родне, ни разу не улыбнулась ей зажиточная жизнь, но никто никогда не слышал от нее жалоб и не видел уныния по этому поводу. "Не-ет, я хорошо живу, жизнь у меня сы-ытная, куда с добром!" Сонька смолоду неприхотлива. Когда в девчонках стала встречаться с будущим мужем, рассказывала: "За три года, что с Сережкой встречались, он мне только один раз подарок подарил. Конфетку "Ромашка". Ладно хоть "Ромашку"-то подарил... Да и потом не баловал..." Но в обиде на мужа Сонька никогда не была, "ученость" его всегда уважала и мужем гордилась. Сергей Иваныч у нее был из известной в Красных Баках интеллигентной семьи. Получить образование в те времена не сумел, но цитировал Гёте и читал его в оригинале, в книжном шкафу у них было много книг на немецком языке. Сергей Иваныч регулярно носил в редакцию местной газеты свои стихи. Брали их неохотно, потому что они были чаще всего, как выражались в редакции, "ироничные, обличающе-критикующего духа". В них он в основном "пробирал" местное начальство, бывало, брал и "выше":

Скромностью не блещет Дума,

Говорит народ угрюмо.

Суть усвоил депутат:

Кто хватает, тот и хват.

Но иногда, чтобы уж совсем не "душить голос народа", их все-таки печатали, чем Сонька с мужем очень гордились. Бывало, над ученым мужем Сонька могла и подшутить, на это она большая мастерица была. Как-то разговорились про экстрасенсов. Сергей Иваныч их не любил и называл бездельниками и шарлатанами.

- А хочешь, я нарисую круг, ты положишь в него голову, а поднять не сможешь? - предлагает Сонька эксперимент.

- Смогу, - упрямится Сергей Иваныч.

Спорили, спорили, ударили по рукам. Один круг начертил, другой в него голову положил. И пока Сергей Иваныч в точности выполнял указания жены, медитируя закрытыми глазами, она потихонечку сбегала к печке за ухватом и прижала его к полу вокруг шеи. Великий "маг и волшебник" победил - голову Сергей Иваныч тогда поднять не смог.

Застолья с Сергей Иванычем всегда заканчивались умными разговорами. Выпив, он начинал читать свои стихи и горячо спорить о политике, пока Сонька на него не прикрикнет, так как считала, что раз уже дошло до политики, пора мужа останавливать. Тогда он обиженно поджимал губы и, высоко подняв голову, отворачивался от жены, оскорбленный в своих самых лучших чувствах. Но Сонька всегда "чихала" на его "чувства" и со словами "хватит!" убирала со стола пол-литровку, усердно прятала ее в одно и то же место, которое все знали. Но, как в таких случаях говаривал Сергей Иваныч: "Процесс пошел..!" - и начинал торговаться с женой, применяя свой редкий дар убеждения. Сонька, как правило, смягчалась, понимая, что "процесс-то пошел", и пол-литра возвращалась на место. Но бывало такое, что и Сонька держала характер, и ее "хватит" было твердым. В таких случаях у наших мужиков в ходу была шутка: "Нас предали..." - огорченно говорил один, а второй уточнял: "И предатель среди нас..."

Когда мы были маленькие, тетя Соня всегда играла с нами в шашки и в шахматы. Играли долго, как положено на международных турнирах. Свой ход сделаешь и ждешь от нее ответный, волнуясь и просчитывая, чтоб где тебя не подловила, а она давно уж сидит себе "кимарит", десятый сон видит. Не выдержишь, поторопишь: "Ну, теть, спишь, что ли, ходи уже!" Проснется, встрепенется: "Да что ты!! Я думаю!" С тех пор у нас в семье поговорка была: "Я думаю!" А еще тетка у нас художница. Жизнь у нее с детства тяжелая, но она нашла себе отраду для души. Много лет расписывала деревянные доски акварелью, переводя через копирку рисунки из детских книжек: корзинки с цветочками, с грибочками, яркие букеты. Сидит на диване, бывало, и "творит". Доска на коленках, на стуле краски с кистями. У нее все просто: специально для обводки контуров обрезанную кисточку густо помусолит в черной краске и начинает рисунок обводить. Обводка контуров - самый ответственный момент, в моем понимании. Но именно в эту минуту, с кисточкой в руке, тетка может заснуть. Но почему-то эти небрежности в ее рисунках, к моему великому удивлению, были совершенно не заметны. Эти досочки она щедро дарила всем, особенно по родне. К кому ни придешь, у всех тети Сонины шедевры. Раньше я их совсем не берегла, так как ставить уже некуда было, а теперь - как "зеницу ока".

Обе сестры старались Соньку и накормить, и одеть. И самой малостью ее можно было удивить и обрадовать. Шурка всю жизнь говорила: "Мама, умирая, наказывала, чтоб Соньку всегда кормила!" И выполняла она этот завет строго. Ела Сонька всегда с удовольствием, не скупясь на похвалы: "Умеешь ты, Шурка, пироги печь!" Лишь бы кормили, а уж она нахвалит, не обидит.

Нюрка всегда Соньку и кормила, и одевала. "Сонька, сапожки тебе такие хорошие привезла! Знаешь, какие дорогие!" Тетка радовалась, меряя и щупая дешевые сапоги: "Спаси Христос! Спаси Христос!"

В Нюрке уживались две личности: одна - крутая москвичка, у которой все схвачено, и другая, истинная, - простая "баковена" (старинное название жителей Красных Баков), во всем похожая на Соньку. Нюрка и Сонька - подруги, их простота когда смешила, а когда и возмущала, и приходилось на обеих "выступать". Их совместные проекты по благоустройству дома не иссякали и "били ключом". Надумали они как-то в доме, около материной комнаты, из чулана туалет сделать. Очень радовались, как они "удачно" придумали. Сиденье сделали, дырку пропилили, а внизу - ведро с ароматами на всю избу. Тут уж я и выступила, хоть мне слова никогда не давали: "Как хотите, а вонь из избы убирайте!" Ладно, вытащили ведро полнехонькое, поставили перед крыльцом, не зная еще, куда его деть, сели рядом и запели. Из ведра воняет на весь огород, мухи со всей округи слетелись. Ходила я вокруг них, ходила: "Ну, хоть ведро-то уберите!" Но не замечают они его, сидят, жизни радуются: "Эко дело! Говно!" - и знай себе песни поют. Шурка так бы не села. Брезгливая и чистюля, всегда хохотала над ними. Когда-то, чтобы навоз не покупать, ходили на луга, где паслись коровы, и собирали в ведра или в тележки сухие лепешки. Шурка работала интеллигентно: двумя палочками брала лепешку и складывала в тележку. Не по душе Нюрке такая работа: "Щас покажу тебе, как надо работать!" Засучила рукава и давай голыми руками лепешки хватать. А лепешки-то сухие только сверху, а внизу навоз жидкий. Схватит лепешку, а она в руках растекается. Вымазалась Нюрка по уши, а Шурке - веселье, хохочет над Нюркой. Баню протопила, отмыла Нюрку.

Уходили пятеро детей бабушки Марьи из жизни совсем не в том порядке, что приходили в нее.

Продолжение следует.