— Мальчик! — сказала бабка-повитуха.
— Поскребыш... – тихо вымолвила роженица.
Так в семье Окуневых — агронома Дмитрия Георгиевича и учительницы Ольги Александровны – родился третий ребенок. После двух девочек – наконец-то, сын! Новорожденного решили назвать Сашей, в честь деда по материнской линии Александра Михайловича Синцова — участника Великой Отечественной войны, знатного пчеловода и заядлого рыбака.
Фигура первая — изначальная.
Захожу в небольшую избу, стоящую почти на окраине Шахуньи. Встречает хозяин Александр Дмитриевич Окунев. В доме тепло, уютно, в печке потрескивают дрова. Сразу привлекает внимание уголок, оформленный в каком-то необычном стиле: охотничий горн соседствует со старой алюминиевой фляжкой, солдатский котелок – с резным двуглавым орлом и ружьем-воздушкой. В центре висит барельеф с изображением Тараса Бульбы и надписью "Черкассы". К моему удивлению, оказалось, что это… радио!
— Купил по случаю в Нижнем Новгороде, давно уже, — перехватив мой взгляд, говорит Александр Дмитриевич. — Правда, оригинально?
— Знаешь, — продолжает он, — обо мне рассказывать особо нечего. Считаю себя недостойным своих родителей. Подвигов не совершал, высот карьерных не добился, жил, как большинство сверстников. Учился, работал, воспитывал детей, снова работал, вышел на пенсию, сейчас внуки приезжают — с ними вожусь.
Тут я понял, что беседы не получится — уж больно скромным оказался наш герой, но постепенно, вопрос за вопросом, – и ему самому стало интересно окунуться в воспоминания. Александр достал старую, потертую шахматную доску, вопросительно посмотрел на меня: "Сыграем?" Расставил пешки со слонами и изрек: "Наша жизнь – не шахматы, здесь каждая фигура — гроссмейстер". И с его первого хода Е2‑Е4 потек неспешно наш разговор.
Фигура вторая — семейная.
— Моя мама была педагогом, у нее еще три сестры, мои тетки, и все – учителя. Даже бабушка по матери Капитолина Ивановна до революции ходила по домам преподавать по найму. Так что у нас целая династия! Папа родился в крестьянской семье в 1913 году, был по счету третьим сыном, выучился на агронома и потом тоже пришлось ему преподавать физкультуру в школе.
К сожалению, про деда по отцу ничего сказать не могу — он не вернулся с Первой мировой. Мои родные старшие сестры тоже выбрали гуманитарные профессии: Маргарита Дмитриевна Михайленко окончила Арзамасский педагогический институт, а Татьяна Дмитриевна Чистякова – Горьковский университет им. Лобачевского, она врач-биохимик.
– Не запутался в моей родне? — спросил Александр Дмитриевич, улыбнулся и добавил. — Ты же меня знаешь лет десять, так что давай на "ты" и зови меня Митричем, как обычно.
— Хорошо, Митрич…
— Так вот, до моего появления на свет я многого не знал о своих родителях, да и сейчас тоже. Только из их рассказов. Отец воевал еще на финском фронте, потом всю Отечественную войну, получил контузию под Кенигсбергом. Мама, она с 1923 года, после школы поступила в Горьковский институт иностранных языков, но началась война, и она ушла оттуда. Затем окончила курсы и работала какое-то время директором Ошминского детского дома. Война вносила свои коррективы.
Когда мне исполнилось семь лет, в 1962 году, Тоншаевский район объединили с Шахунским и отца как специалиста и коммуниста призвали в Шахунью выращивать кукурузу. Такой был приказ партии.
Наша семья переехала сюда. Дали квартиру в Старых, тогда еще Новых, Черемушках. Поначалу очень скучали по своему тоншаевскому двору, дедовскому дому на Шукшуме, так река называется в селе Ошминском. Старшие сестры на велосипедах регулярно ездили в родные места. А я уже вышел в местный двор, перезнакомился со здешними ребятишками, с которыми играли в "войнушку" и в "Чапаева".
Фигура третья — простая.
— Пришел я учиться в начальную школу №1, которая стояла там, где сейчас находится разбитый завод Фрунзе. Затем перевели в среднюю. Мама стала учительствовать в школе №2 – и так до самой пенсии. Потом до 75 лет работала в ЦРБ техничкой. Папа выращивал после хрущевских "закидонов" с кукурузой простую картошку и ушел на заслуженный отдых с Туманинского сортового участка. Еще вспомнил! Он перед пенсией успел окончить заочно сельскохозяйственный институт. Тяга к учению у нас в крови!
— Митрич, знаю, что ты любитель поохотиться…
— Именно — любитель, а не добытчик. Мне мама, когда я заканчивал девятый класс, подарила ружье. Настоящее! И страсть к охоте стала моей главной страстью на всю жизнь. И еще — собаки. О них могу рассказывать долго. За свою жизнь у меня их было около 20‑ти, в основном охотничьи — гончаки. С шестого класса держу. Больше всего люблю голос собак на охоте в лесу.
— Как так? Они разве лают по-разному?
— Конечно! Была у меня гончая, Плаксой звал, так она такие рулады выводила, когда зайца гнала — заслушаешься! Или легендарный пес по кличке Волкан. Друзья мои даже песню о нем сочинили: "Я в Шахунских лесах бил косых по утрам, выходя на охоту с собакой Волкан…"
Так что все мужские забавы соблюдаю — охоту, рыбалку, собак и… грибы.
А вот о себе многого не скажу. Личное, оно и называется личным, своим, тайным, сокровенным и не выставляется напоказ. Да и все как обычно: школа, слесарь в вагонном депо, армия, снова депо и Горьковский педагогический институт — быть учителем это наша семейная карма (смеется). Преподавал в школе деревни Андрианово труды, физкультуру, физику, затем обучал молодежь в СПТУ‑9, ныне ШКАИ. Женитьба, дети, кстати, две девчонки. И снова работа, теперь уже грузчиком в "Дистанции гражданских сооружений", оттуда уже ушел на пенсию в 1998 году.
Фигура четвертая — родная.
— Митрич, но ты ведь уезжал из Шахуньи?
— Да. Однажды по совету друзей, типа "там быстро квартиры дают", мы с супругой уехали в Печору Коми АССР работать. Что сказать, другая природа, другие люди. Народ более открытый, щедрый, внимательный друг к другу. Знаешь, был такой случай: один товарищ, узнав, что его друг женится, а своего жилья у молодоженов нет, подарил им свою квартиру. Просто так… А через месяц женился сам и привел свою молодую супругу во временный балок, при этом сказав: "Не боись, я еще на одну хату заработаю!" Поразило там обилие ягод, грибов, много боровой дичи. Прожили там 15 лет, но каждый год ездили в отпуск в Шахунью.
— А почему вернулись?
— Так скучали, прикипели уже. Здесь друзья, одноклассники, да и на малой родине могилы отцов да дедов. Я почему подробно о своей родне рассказываю? Они все тут. И живут, и здравствуют, и уходят в свою же землю, где пуповина их зарыта. Знаешь, даже слепой щенок и то к мамке тянется. Еще вот что скажу — по моему наблюдению, сегодня много шахунцев домой возвращаются. Не понаслышке знаю семьи из Ухты, Печоры, Инты, Мурманска, даже из Казахстана, которые уезжали вроде бы навсегда, но приехали в родные пенаты.
— Митрич, а мог бы ты, скажем, на чужой сторонке, допустим, в той же Печоре отличить шахунских от местных?
— Не знаю, на севере наших много, но не отличаются особо ни говором, ни поведением. Хотя был такой случай. Идем как-то с подружкой по Нижнему Новгороду, это еще когда студентом был, о чем-то увлеченно беседуем. И вдруг подходит пожилая женщина и нам: "А! Какшане идут!" Потом мы признались, что мы с берегов Какши (смеется), тетка эта говорит, мол, сразу догадалась. До сих пор мне не понятно, как? Кстати, тебе — шах!
Фигура пятая — заздравная.
Сидим с Митричем третий час. Сыграли вторую партию — обе выиграл он. Спрашиваю:
— А как у тебя с планами на будущее? Мечта есть, или все, что задумывал, исполнилось?
— Знаешь, отчего развалился Советский Союз? От невыполнимых планов и рухнул. Так что шапку надо брать по Сеньке. Кстати, очень жаль мне то время — нынешнее не понимаю и не воспринимаю. А насчет мечты. Как говорил Новосельцев в "Служебном романе", "чтоб все были здоровы!"
Собрали мы все фигуры в шахматную коробку – до следующей встречи.