Заволжские степняки самый яркий из тюльпанов называют жарком. Таким было и уличное прозвище нашего земляка Степана Петровича Жаркова. Как говорил мне ветеран милиции, подполковник Александр Травов, он с малых лет живёт в селе Сёстры, но не помнит, чтобы кто-то звал Жаркова по имени-отчеству. Жил он в землянке, позади неё большой огород. Жена, тётя Шура, и шестеро ребятишек целыми днями пололи картошку. А Жарок - к курчавому, рыжеволосому дяде Степану крепко приклеилось это прозвище - был овечьим пастухом.
Фронтовик он - это верно. Но тогда их было много. Кто пограмотнее да поречистее, в начальники выбились, а Степан в линялой одежде с хворостиной в руках - кому был интересен?
Легко представить, как идёт по степи тяжёлым шагом этот немолодой грузный человек. Вдыхает он пьянящий аромат цветущих трав; яркие колокольчики тюльпанов, будто капли крови, алеют на молодой зелени. Никем не пуганые овцы пасутся на взгорке. Благодать! Какое это счастье - шагать под мирным небом, не бояться шорохов, не прятаться и не падать, врастая в землю. Война! Как часто она о себе напоминает...
- Жарков всегда был человеком отчаянным, - рассказывает бывший директор совхоза "Победа" Василий Табаков. - Всех нас он удивил, когда в половодье переплыл Большой Иргиз во всей одежде и заявился домой в застывшей на нём колом фуфайке. Дело было так. Работал Степан в селе Яблоновый Гай в валяльных мастерских. Захотелось ему домой, в Сёстры, а река разлилась, путь отрезала. Всё передвижение только на лодках. Как на грех, ни одной рядом не оказалось, а ждать неохота. "Льдина - чем не плавсредство?" - подумал Степан. Не раздумывая, вскочил он на неё, но льдина вскоре опрокинулась, а Степан продолжил путь на другой берег вплавь. Ширина реки при разливах приличная, но это не смутило Жаркова: в войну он форсировал реки под пулями.
- Здоровье у него было богатырское, - продолжает Василий Табаков. - Как-то зимой, в пургу, скотники шли с фермы (а она далеко за селом) - видят, в сугробе что-то чернеет. Стали разгребать снег - мать родная! Человек лежит замерзший. Стали его трясти, тормошить. Степан глаза открыл, из посиневшего рта с трудом выдавил: "Зябко, однако".
Отодрал он волосы ото льда, встал и как ни в чем не бывало зашагал к дому.
Земляки много говорили о бесшабашности Жаркова, но практически никто не знал о героической жизни бывшего разведчика. Если б знали, глядишь, было бы какое-то снисхождение. А так...
Сосед Жаркова Виктор Татарников рассказывал, что Степана чуть было не исключили из партии. Он сторожил совхозную ферму и ночью, найдя в аптеке у ветврача спирт, весь его употребил. Местные партийцы решили освободить его от ношения партийного билета. Повезли Жаркова на бюро райкома партии.
- Выйди пока за дверь, - сказал проштрафившемуся партийцу секретарь райкома. А потом вдруг накинулся на совхозного парторга. - Вы с ума сошли! Старик Родину защищал, два Ордена Славы на груди, а вы партбилет хотите отнять.
Это был первый щелчок местным властям: ветерана надо чтить.
Всё в его жизни вдруг круто переменилось в один день. Через четверть века после окончания войны Жаркова, наконец, нашла боевая награда - Орден Славы I степени. Он стал полным кавалером этого ордена. Три Звезды солдатской славы приравняли Жаркова к Героям Советского Союза.
Теперь его стали возить по школам на уроки Мужества, о его боевом пути писали газеты. Школьные музеи собрали богатый материал о легендарном разведчике. Вот вырезка из ивантеевской райгазеты "Ленинские заветы" за 1984 год. Журналисты написали рассказ со слов Жаркова:
"Отступали мы в направлении города Черкассы. Командованию понадобились разведданные. Разведчики Беленко, Новгородский и я на окраине села Дубеевка, занятого фашистами, нашли заброшенный дом. На чердаке установили рацию. Вечером шли мы из разведки к своему укрытию, но нас, видимо, заметили. Едва мы забрались на чердак, видим - немцы бегут со стороны села, кричат: "Рус, сдавайсь!" Я прилип к боровку, не шевелюсь. И чувствую - задыхаюсь. Была не была, думаю. И свалился на землю обгоревшей головешкой. Сорвал заполыхавшую гимнастёрку и бегом к лесу. Там отдирал нательную рубашку вместе с кожей. А товарищи живыми факелами сгорели".
Столь же горячих эпизодов не счесть. У разведчика появился талант: хоть и большой он был ростом, но ползать умел тихо, скрытно и быстро, как ящерица. Много раз невидимым подползал он к немецким траншеям. Треснет зазевавшегося немца по голове тяжеленным кулаком, берёт за шкирку и тащит на свои позиции. Не все добытые "языки" попадали в штаб. Иного Жарков, не вытерпев, пришибал насмерть. Вот и на этот раз, ведя пленного с позиций врага, сержант процедил сквозь зубы: "Возьмите, ребята, от меня этого гада, иначе опять..."
Добытый разведчиками офицер оказался важной птицей. Под дулами автоматов он стал разговорчивым. Все огневые точки показал на карте.
Вскоре Жаркова вызвали на КП штаба дивизии и прикрепили к гимнастерке Орден Славы III степени.
А ещё был незабываемый бой осенью 1943 года. Немцы сделали танковый прорыв на участке 254 стрелковой дивизии. Пехотинцы не дрогнули. Бронированные чудовища стали загораться один за другим. Особенно отличились разведчики. Вот строчки из армейской газеты: "...Отважно действовал в этих боях старший сержант Жарков. Он лично уничтожил три танка и пятнадцать гитлеровцев..." Вскоре на его гимнастерке появился Орден Славы II степени.
На описание боевых эпизодов разведчика Жаркова потребуется целый роман. Он помог спасти знамя дивизии. Позже, вместе с двадцатью храбрецами, принял огонь на себя и отвлек внимание фашистов от наступления на другом направлении.
Отчаянного разведчика ценил комдив генерал Путенко. Ему доверял самые дерзкие операции. Как раз такой была диверсия на мосту через реку Варту в Германии. Отделение разведчиков подорвало бронепоезд, когда он мчался по мосту. Жарков замкнул провода и бросился в воду. А когда выплыл, увидел, что с моста валится громада бронированного состава. Река, взметнувшись до неба всей толщей воды, выбросила пловца на отмель, как пушинку. Оглушённый и покалеченный, он валялся там много часов.
Разведчики считали своего друга погибшим. Так и доложили. Командиры сочинили "похоронку", представили к посмертной награде. А Жарков, очнувшись, пробирался к другой наступавшей части и не скоро вернулся в родную дивизию. Представление к награде пришлось писать повторно, на воскресшего героя. Возможно, эта путаница и стала причиной задержки дорогой для Жаркова награды.
Родина не забыла своего защитника. Теперь кавалеру трех Орденов Славы стали отдавать все почести. Ежегодно ему предоставляли путевку на лечение. Но не пришлось герою лечиться в дорогих здравницах. Отпущенные деньги улетучивались слишком быстро.
Вот какой в связи с этим припомнился рассказ очевидцев. Водкой торговали в саратовском магазинчике недалеко от Набережной. Вошел в него пожилой человек и говорит скучающей продавщице: "Дочка, зелёненькую поллитровку подай".
Взяв бутылку, Жарков сорвал зубами колпачок и тут же из горлышка выпил её до дна.
- Давай вторую.
У девчонки глаза на мокром месте.
- Ты, дочка, не бойся, я при деньгах.
Отсчитав за две бутылки, начал опорожнять вторую.
- Похоже, многовато.
Жарков заткнул бумажкой ополовиненную бутылку - и на выход. Жара его разморила. Спустился на берег к самой воде, пиджак под голову, дремлет. До поезда целых шесть часов. Вдруг слышит, кто-то трясет за плечо.
- Гражданин, пройдёмте! Сколько раз повторять? - в голосе постового стальные нотки.
- Пойдём, сынок.
Пожилой человек поплёлся к милицейской коляске. Приехали в отделение. Постовой втолкнул Жаркова в кабинет начальника.
- Покажи документы, - уставшим голосом говорит майор.
- Вот они, мои документы, - сказал Жарков, развернув лацкан пиджака.
Немая сцена. Майор о чём-то задумался.
- Где служил? - спросил он задержанного. - Понятно. Я тоже там сапоги тёр.
В кабинет вошёл ретивый постовой:
- Куда отвезти? В КПЗ? В вытрезвитель?
Майор, сверкнув глазами, скомандовал подчиненному:
- Смирно! Руку к головному убору! Герой перед тобой.
Постовой опешил.
- Куда он скажет, туда и отвезёшь, - продолжал ругаться майор. - Чутьё надо иметь.
- Может, пропустим по глоточку, вспомним былое? - предложил майору Жарков.
– Не могу. Служба.
До курорта герой не доехал, деньги кончились.
А годом позже в родном селе был праздник. Памятник погибшим фронтовикам открывали. Большой, величественный. Гостей наприглашали - и из райцентра, и из Саратова. Жаркову как герою - почётная миссия: зажечь Вечный огонь.
Неделю он ночами не спал, речь готовил. Но в день открытия от районных властей пришла команда: "Пусть огонь зажигает не Жарков, привезём вам другого героя, а ваш слишком часто горло промывает. Люди нас не поймут..."
Жарков месяц потом ходил чернее тучи.
- Земляки обидели недоверием. Оно страшнее вражеской пули.
Прошёл год, другой. Здоровье у Жаркова подкосилось. То и дело стал попадать в больницу. Главврач Виктор Фёдорович Евсеев сокрушался: "Мы лечим, давление сбиваем, а ему стоит выпить - и весь наш труд насмарку".
В далёкие теперь уже 70-е годы бывшие фронтовики не знали, что такое психологическая реабилитация.
Это сейчас, прошедшим Афган и Чечню, проводят специальный курс. А тогда люди с психическим надломом, которым по ночам грезились атаки, знали только один антидепрессант - злодейку с наклейкой.
Весной вспыхивают на разогретом солнцем лугу весёлые колокольчики тюльпанов. Будто капли крови на зелёной скатерти. Напоминают они нам, что скоро 9 Мая, День Победы и день памяти тех, кто не жалел ради неё своей жизни. Тюльпаны недолго радуют своей красотой, они быстро опадают. Отцвёл и самый яркий из них - жарок.