Стоит двум старикам сойтись, и, о чем бы ни пошел у них разговор – о погоде, о донимавшей их хвори, о пенсии или о ценах, что начисто опустошают их карманы, он обязательно повернется к военному времени. Слушаешь, запоминаешь нехитрые их рассказы, в которых и геройского-то вроде нет, да и собеседники называют друг друга не по имени-отчеству, как принято, а просто Петро, Павел или Федюха, и ты отчетливо начинаешь понимать: не могли фашисты таких людей сломить. Убить – могли, покорить – нет!

Разведчик

Из рассказа Фатиха Динеева, полного кавалера орденов Славы.

"Осенью 1943 года в нашу 396 отдельную моторазведроту прибыло пополнение двадцать пятого года рождения. И каково же было удивление, когда среди молодых бойцов увидели пожилого, лег пятидесяти, солдата, медлительного, неуклюжего. Когда командир взвода определил его в мое отделение, совсем пал духом: ну какой из него разведчик?! Шинель коробом, пряжка ремня на боку, пилотка натянута на уши.

– Звание, фамилия? – спрашиваю.

– Косьмин Иван Федотович. Колхозник.

"Вот оно, мое горе", – мелькнуло в голове.

– Доложить по Уставу!

– Ну, зачем же так кричать. Вы, я вижу, человек сильный. Вон и орден на груди...

– Не орден, а медаль "За отвагу", – поправляю его.

– Пусть будет так, – соглашается Косьмин. – Награда высокая. Слабым она не дается.

Словом, сразил меня. Думаю, черт с тобой, колхозник Иван Федотович.

23 сентября получаю приказ: провести разведку у села Беленькое, выяснить силы противника – в этом районе намечалось форсировать Днепр и занять плацдарм.

Подготовили лодку. В вечерние сумерки доставили ее к берегу. Днепр есть Днепр. Река могучая, быстрая, с водоворотами. Только отплыли от берега, лодку закружило. Ребята все молодые, сильные, но степняки – в лодку первый раз в жизни сели.

– Налечь на весла! – даю команду. – Выровнять лодку!

Ребята изо всех сил работают веслами, а лодку вертит.

– Командир, – слышу голос Косьмина, – ты нас так всех к рыбам на съедение отправишь. Уступи мне место рулевого.

И ведь вырулил. Да так умело, что ни в один водоворот не попали – нюхом что ли их чуял. За ночь осмотрели село, у оставшихся жителей выяснили, в каком доме располагается комендатура, сняли охрану из полицаев, а самого коменданта подняли с постели и доставили в дивизию. Комендант показал, да и жители Беленького рассказывали, что немцы оставили село под охраной полицаев и все силы бросили под Запорожье, где наши войска вели упорные бои за овладение плацдармом. Уход немцев из села Беленькое облегчил форсирование Днепра, и дивизия прочно закрепила за собой плацдарм.

А вот второй случай. Было это при освобождении Одессы в апреле сорок четвертого. Дивизии предстояло форсировать лиман и напрямую выйти к городу. Моему отделению и отделению сержанта Дюбина поставили задачу: перейти лиман и разведать укрепления противника на подступах к городу. День оказался теплый, солнечный. Разведчики – народ горячий, боевой: прямо в обмундировании полезли в воду. Косьмин воспротивился:

– Нет, командир, так дело не пойдет, – начал он снимать с себя гимнастерку, сапоги, брюки. Оказавшись, в чем мать родила, он, охая и вскрикивая, забрел в неподогретую апрельскую воду лимана. Дюбинцы посмеялись над чудачеством Косьмина и не стали раздеваться – так-то мол, теплее в воде.

Прав оказался Косьмин. Выйдя из воды на другом берегу лимана, мы одели на себя все сухое и шли свободно. Дюбинцев же сковывала мокрая одежда, и им пришлось у одной из лесополос остановиться, разводить костер и сушить обмундирование.

И еще один случай. К 20 августа наша 333 стрелковая дивизия в Молдавии вышла к реке Прут. Намечалась операция по освобождению Румынии и Болгарии. Требовался срочно "язык". Все попытки взять его из окопов противника не принесли успеха. Провалилась и разведка с боем. Вот тогда-то и было решено озером, которое километров в восемь уходило в тыл к немцам, обойти их оборону, выйти в тыл, сделать засаду. Начальник разведки дивизии одобрил план. Вечером, скрываясь даже от самих солдат, спустили лодку, и сразу закружились над ними чайки, подняли невообразимый галдеж. Что делать?

Вновь нашел Косьмин:

– Командир, оставьте ради Бога эту лодку. Вплавь будет безопаснее.

– Ты что, с ума спятил? – говорю ему. – Плавать- то из нас никто не умеет. Потонем.

– Дай, командир, каждому нарезать два камышовых снопа. Привяжем их подмышки и иди как по земле: только ногами поболтай.

Находчивость Косьмина и здесь выручила нас – привели сразу двух языков и оба артиллериста".

Наш доктор

Из рассказа Веры Семеновны Еремеевой, военфельдшера, кавалера ордена Красной Звезды.

"В составе 3-его Украинского фронта освобождали Украину. Бои шли у города Чугуева, что в сорока километрах от Харькова. Санитарная машина, крытая фанерой, была буквально изрешечена. Мое обмундирование и санитарная сумка – в дырках от осколков.

Под Чугуев к нам в санитарный батальон приехал врач. Я была рада его приезду. Все в санбате его звали – наш доктор. Было ему 23 года. Он только окончил мединститут. До его приезда вся нагрузка по оказанию помощи раненым и их транспортировке лежала на мне, девятнадцатилетнем военфельдшере.

А тут случилось так, что весь день шел бой за город. Вражеская артиллерия не смолкала. Подбирали раненых под огнем противника. Поспешил к нам на помощь и доктор. Согнувшись, он перевязал раненого. Снаряд разорвался рядом... Доктор умер у меня на руках. Похоронили его ночью в братской могиле. Из гимнастерки я достала комсомольский билет и фотографии. Написала его родителям, что короткая жизнь их сына была подвигом. Скоро и сама была ранена. Военные хирурги сделали операцию. Выздоровела. И снова фронт".