Из этого города (Равва- Русская) мы отправились на боевые позиции. Немцы продвинулись за день на 8 км на нашу территорию. Приехав к линии фронта, которая была неясной для обороны, мы постреляли немного из пушек по железнодорожной станции, где с эшелонов сгружались немецкие танки. Об этом нам доложили разведчики из пехоты. К линии фронта прибыла грузовая автомашина с винтовочными патронами. Но при вскрытии патронных ящиков оказалось, что все патроны холостые, то есть без пуль, и предназначались для учебного боя при штабной игре. К вечеру 23 июня нас срочно вызвали в город Львов. Так пехота осталась без прикрытия артиллерии. К утру следующего дня мы были во Львове. Там диверсанты взорвали железнодорожные пути у вокзала, а поэтому поезда не могли уходить из Львова. Население на автомашинах доставляли в город Тернополь, а там была пересадка в железнодорожный эшелон для эвакуации на восток.
Диверсанты из чердаков обстреливали всех людей на улицах Львова. Для борьбы с ними были использованы даже танки, которые из пушек били по чердакам. Мы целый день ходили по улицам Львова, а потом нас направили на другой участок фронта. Когда мы были на окраине Львова, то прилетело 16 немецких самолетов бомбить город. Зенитчики сразу же сбили 2 самолета, но остальные разбомбили железнодорожный вокзал и нефтеперегонный завод. В это время с чердака небольшого дома, сняв несколько черепиц, нас обстреляли из автоматов, но даже не ранили никого. Когда их поймали, то это были мужчина и женщина. Разговор с ними был короткий.
Надо сказать, что против нашей 6-й армии немцы выставили свою 6-ю армию, которая триумфально прошла по столицам Европы и первой вступила в Париж. Об этом есть фотографии и сейчас. У немцев 6-я армия была самой лучшей и имела богатый опыт военных действий. Наша 6-я армия тоже считалась лучшей в Киевском особом военном округе. Однако на второй день войны на соседнем с нами участке фронта бойцы 41-й стрелковой дивизии при поддержке артиллерии разбили наступающие немецкие части и прогнали их за границу до 3-х км. Об этом было написано в газете "Правда" к 40-летию Победы под заголовком "41-я дивизия в 1941 году", а также сказали по телевидению в 1998 году в День Победы.
Я об этом хорошо помню потому, что нам на 3-й день войны зачитывали строгий приказ о том, что бойцы батальона 41-й дивизии нарушили приказ и перешли границу, а, оказывается, гнать немцев надо было только до границы. Но патриотизм бойцов был велик, командиры только что окончили военные училища, вряд ли кто знал об этом приказе. Их всех очень строго наказали, а оружие, отобранное у немцев, приказали сдать в особый отдел. Потом оказалось, что нас сняли с фронта и отправили во Львов потому, что мы стреляли по станции, где выгружались немецкие танки. Но мы отделались легким испугом, потому что станция была на нашей территории, а поэтому снаряды через границу не перелетали.
Известно, что в первые часы начала войны не было приказа стрелять в немцев, а поэтому бойцы 99-й дивизии освободили захваченный в первые часы город Дрогобыч только штыками. К 8 часам утра Дрогобыч был освобожден. 99-я дивизия по итогам учений в 1940 году была признана лучшей в Красной Армии.
В первой части киноэпопеи "Освобождение" показано, что Жуков докладывает Сталину о том, что на Равва-Русском направлении положение стабильно, а на других участках плохо. В книге "Записки немецкого генерала" Винценц Мюллер пишет о себе следующее: "Группа армий "Юг" с 22 июня 1941 года встретила ожесточенное сопротивление советских войск. В полосе наступления 17-й армии наиболее сильное сопротивление противник оказал в районе Равва-Русская, где были оборудованы оборонительные позиции, частично укрепленные бетонными сооружениями. 23 или 24 июня русские бросили в бой на этом участке около 3 тысяч курсантов одного из военных училищ, переброшенных в спешном порядке из летних лагерей" (стр.283).
В своей книге "Воспоминания и размышления" Г.К.Жуков пишет: "Если говорить об Украине, то в наибольшей боевой готовности в июне 1941 года находились Равва-Русский и Перемышльский районы, которые в первые дни войны сыграли весьма положительную роль" (стр.211).
И дальше на странице 243 этой же книги Жуков пишет:" Равва-Русский укрепленный район с первых минут войны оборонялся 35-м и 140-м отдельными пулеметными батальонами, 41 стрелковой дивизией генерал-майора Г.Н.Микушева и пограничным отрядом майора Я.Д.Малого. Командование 17-й немецкой армией развернуло на этом участке пять пехотных дивизий. Несмотря на мощный артиллерийский огонь, авиационные удары и настойчивые атаки, вражеским войскам не удавалось захватить Равва-Русский укрепленный район и сломить сопротивление 41-й стрелковой дивизии.
Во второй половине дня 22 июня 41-я дивизия, имевшая в своем составе два артиллерийских полка, дополнительно была усилена 209-м корпусным артиллерийским полком, вооруженным 152-миллиметровыми орудиями. Войска противника в этот день понесли большие потери, не достигнув успеха" (стр.243).
Жуков пишет о двух артиллерийских полках, не называя их номера. А это был 445 корпусной артполк и 441 корпусной артполк с пушками калибра 152 мм. В этом 441 корпусном артполку в 1-м дивизионе 1-й батареи я был командиром отделения радио. В нашем 441-м артполку было 3 артдивизиона. В каждом дивизионе было 4 артбатареи, а в каждой батарее было 4 орудия. Таким образом, в нашем 441 корпусном артполку было в строю 48 орудий. Один снаряд такой пушки весил 40 кг, и отдельно был пороховой заряд до 20 кг бездымного пороха. Сначала в пушку заталкивался снаряд, а потом вставлялась гильза с пороховым зарядом. Дальность стрельбы была до 25 км при полном заряде пороха. Перевозили снаряды в отдельном тракторном прицепе, в котором помещалось 40 ящиков со снарядами. В каждом ящике был снаряд и пороховой заряд. Прицеп прикреплялся к трактору, а за прицепом прикреплялась пушка. Солдаты-артиллеристы сидели на прицепе сверху ящиков со снарядами. Эта пушка-гаубица 152 мм считалась лучшим артиллерийским орудием Второй мировой войны. Ее всегда изображают на рисунках на армейские темы.
После этого поражения немцы на нашем участке больших наступательных операций не предпринимали. Вскоре у нас на передовой появился дивизионный комиссар с четырьмя шпалами в петлице и объяснил нам, что надо отступить на старую границу, так как немцы уже заняли Минск. Мы были очень удивлены этому сообщению.
Нашему полку было приказано отступить в свои казармы в город Проскуров (сейчас Хмельницкий). Это рядом со старой границей. При отступлении нас все время преследовали 2 немецких самолета. Не успели выехать из леса, как они тут как тут. Во время очередного налета в нашем дивизионе было много убитых и раненых. У меня в отделении был ранен Кочураев. Ему оторвало пятку на правой ноге.
Я побежал с дороги только тогда, когда самолеты сбросили бомбы. Успел упасть в какую-то яму, где уже лежал мертвец. Когда самолеты ушли на второй заход, я перебежал к толстому одинокому дереву и наблюдал, с которой стороны дерева мне стоять для безопасности. Разбегаясь от дороги, бойцы обнаружили в густой траве неизвестного человека с радиостанцией. Это был немецкий разведчик, который направлял самолеты. Когда немца уничтожили, самолеты больше не появлялись.
Раненых отправили в ближайшую больницу, а сами продолжили свой путь. Скоро кончилось всякое горючее. Поэтому трактора и пушки испортили и пошли пешком. Остатки бензина слили в одну грузовую автомашину, на которой уехали командиры, а мы шли пешком.
Через 2 дня мы пришли в Проскуров на старые казармы. Собрался почти весь состав полка. При проходе старой границы мы не обнаружили ни одного бойца, а укрепления заросли крапивой и высокой травой. В сёлах Западной Украины нас кормили женщины, они выносили еду на дорогу. Я до сих пор чувствую вкус кукурузной каши на молоке, которой меня кормила пожилая женщина в одном из сел.
В Проскурове нас посадили на грузовики и перевезли сначала в город Белая Церковь, а потом за Днепр в село Згуровку Киевской области. Через Днепр мы переезжали по железнодорожному мосту у городка Канев. В Каневе на высоком берегу Днепра находится могила Тараса Шевченко, но нельзя было отвлекаться от переправы через реку. Потом этот мост был взорван и отступавшим частям пришлось перебираться через Днепр вплавь. Как это происходило, описано в книге "Люди с чистой совестью".
Многие части 6-й и 12-й армий были окружены немцами в районе города Белая Церковь. Там после сражения у города Умань погибли или попали в плен. Об этом окружении хорошо написал Долматовский в повести "Это было". Но эта борьба с немцами в окружении помогала обороне Киева больше месяца. Киев был сдан только тогда, когда в сентябре уже в левобережье Днепра были окружены 3 армии Западного и Юго-Западного фронтов. Но до этого окружения еще в августе наш полк получил 122 мм пушки, которые перетаскивались колхозными тракторами.
Нас перебросили к городу Кременчуг, где немцы захватили железнодорожный мост через Днепр и заняли плацдарм на левом берегу Днепра. Здесь оборону держали ополченцы- рабочие и не могли выгнать немцев обратно за Днепр. В сентябре по этому мосту немцы прошли танковой колонной, а пехота по наплавным мостам, и пошли на окружение наших войск. С севера тоже танковая колонна замкнула кольцо вокруг наших армий, и немцы двинулись на Москву. Здесь в районе села Оржица Киевской области были полностью уничтожены штабы армий и штаб Юго-Западного фронта. Командующий фронтом Кирпонос был смертельно ранен и умер. Некоторым генералам удалось вырваться из этого кольца. Из нашего полка выскочила из окружения только одна наша батарея.
Мы остановились на окраине села Опошня, что находится недалеко от Диканьки, которая хорошо описана Гоголем. В кинофильме "Горячий снег" хорошо просматриваются взаимоотношения между командиром батареи и услужливым ефрейтором, который всегда был на виду у комбата и своими остротами веселил старшего лейтенанта. Этот эпизод как бы в точности скопирован с нашей батареи. У нас перед комбатом также подвизался ефрейтор Дасаев, который был услужлив во всем комбату и часто влиял на его решения. Я был в немилости у командира батареи, потому что не всегда четко и быстро устанавливал радиосвязь, а к тому же Дасаев был ярым моим противником за то, что я ему делал иногда замечания за его подхалимаж перед начальством.
Во время очередного отступления комбат оставил меня на посту у развилки дорог, чтобы я направил хозвзвод по основной дороге в большое село, а наша батарея свернула с дороги и остановилась в небольшом хуторе. Я долго стоял в надежде увидеть хозвзвод, но в вечерних сумерках увидел подожженные кем-то стога сена. Слышались беспорядочные выстрелы.
Наконец показалась колонна автомашин и мотоциклистов. Я спрятался в зарослях кустов недалеко от дороги и наблюдал за колонной. Это были немцы, которые проехали по основной дороге в большое село. Там тоже вскоре послышались беспорядочные выстрелы и очереди из автоматов. Я быстро побежал в хутор, но батарея уже давно уехала.
За ночь я нашел нескольких бойцов из разных воинских частей, среди которых был лейтенант из 99-й стрелковой дивизии. Весь день мы передвигались по разным дорогам, но везде встречали немецкие патрули. Винтовки были только у некоторых бойцов, а поэтому в бой мы не вступали. Отдельные немецкие части в целях маскировки тоже прятались по лесам, а поэтому мы и натыкались на автоматные очереди. По железной дороге тоже нельзя, так как железнодорожные пути охранялись немецкими войсками.
А на третий день наших скитаний в деревне Сиротенки Полтавской области нас задержали местные полицаи и заставили работать в колхозе вместе со всеми своими колхозниками. Сначала меня поместили в хату Купенко Ивчи, у которой был сын по имени Евлах 1918 года рождения.
В этом же доме уже помещался один из окруженцев Яков Марков. Он был родом из Саратовской области, работал учителем математики и был старше меня на 7 лет. Мы с ним подружились и все время старались быть вместе.
Из колхоза нам давали продукты и муку из расчета 11 кг муки на месяц. А хозяйка Ивча Ивановна готовила еду и пекла хлеб. Ели все вместе за одним столом. Потом он перешел жить в другую хату, познакомившись с другой женщиной, а меня перевели в освободившуюся колхозную хату под усиленный надзор полиции, потому что мы с Яковом хотели убежать через фронт, накопив некоторые запасы сухарей. В этой хате было 12 человек из окружения, а кормила их всех хозяйка Губрий в своей хате, получая муку и продукты с колхозного склада. В тот год был выращен хороший урожай зерна, а на ветряной мельнице получали муку и крупу. Бахчевые культуры тоже были хорошие.
Удивительно, что старшим полицаем в селе был бывший секретарь комсомольской организации Воронченко Иван. Он почему-то считал меня политруком и старался все время как-то оскорбить и обещал пристрелить на месте при попытке к побегу. А односельчане все меня уважали и часто спрашивали по разным вопросам войны. Отношение многих местных жителей к советской власти менялось в зависимости от положения на фронте. Так я в этом колхозе пробыл 10 месяцев.
Полицаи по указанию немцев постепенно забирали у колхозников коров на мясо, а также вывезли почти все оставшееся зерно. Кроме того, вербовали и увозили сначала украинцев на работу в Германию, а потом стали увозить и нас, русских, бывших в окружении.
А раньше - зимой 1941 года - немцы и полицаи отобрали всех окруженцев нацменов (грузин, татар, азербайджанцев, калмыков) и создали из них национальную армию в помощь немцам. Их тоже одели в немецкую форму. Но это было еще до власовцев.