Наконец, 7 ноября 1942 года, меня и Маркова Якова вместе с другими местными молодыми парнями и девушками полицаи повезли на железнодорожную станцию для отправки на работу в Германию. Дали нам на дорогу до Германии по 3 больших круглых хлеба и куску сала. Все это было в мешке, а лямками у мешка была веревка. На станцию приехали поздно вечером.
Мы с Яковом воспользовались темнотой, ускользнули от полицейского в сторону основной дороги, а потом резко свернули в обратную сторону. Погоня с выстрелами пошла по дороге. Так нам удалось уйти от преследователей, и мы пошли на север по направлению к городу Щигры Орловской области, рассчитывая, что на пути реки уже замерзнут, и можно будет переходить в удобном месте.
Так мы шли ночами и 21 ноября перешли линию фронта в расположении 13-й армии. Это в Орловской области у города Щигры. При движении ночью ориентировались по звездам. Когда поздно вечером или рано утром встречали одинокого человека, то у него расспрашивали о селе, о дороге и о полицейских на охраняемых участках. Нам люди помогали, и поэтому мы могли обходить опасные участки. Однако были и очень опасные встречи. Однажды мы шли под вечер вместе с женщиной из ближайшего села, которая объяснила нам, что узкоколейку охраняют полицейские, но можно быстро пройти, если они греются у костра под мостом. Мы так и сделали. Успели уже далеко уйти, хотя они кричали на нас, но стрелять не стали.
Вечером того же дня нам пришлось переходить какое-то село, расположенное в овраге. При переходе через дорогу этого села встретили подозрительного мужчину, который быстро направился в большой дом с вывеской на входе дома. Мы с Яковом быстро сообразили забежать в кусты противоположного склона оврага на территории у какого-то дома. В это время пять выпивших полицейских с винтовками выбежали из дома с вывеской у входа и принялись искать нас там, где мы столкнулись с подозрительным мужчиной. Мы смотрели, как они обыскивают дом и хлев напротив нас, при этом что-то кричали и ругались. Сзади нас немного полаяли собаки хозяина, но скоро успокоились, так как мы не смели шевельнуться. Потом полицаи запрягли лошадь и с криками и выстрелами поехали по дороге догонять нас.
Уже стемнело совсем. Мы осторожно вышли из оврага и пошли под прямым углом к дороге дальше в ночной путь. Как далеко мы ушли этой ночью, сказать трудно, но к утру мы увидели на окраине села большую скирду сена и решили в ней сделать такую нору и укрыться в ней на целый день, а к вечеру сориентироваться, расспрашивая какого-нибудь одинокого прохожего. К нашему удивлению, в этой скирде сена такие норы были уже кем-то сделаны.
Полежали мы в норе полчаса, но стало подозрительно в скирде находиться. Мы вышли снова на дорогу, так как были еще утренние сумерки. Пройдя метров пятьсот, мы увидели на виселице пять повешенных человек. Виселицы располагались прямо над дорогой так, что ноги повешенных могли коснуться головы прохожего. Мы быстро повернули обратно по этой дороге и добрались к рассвету до небольшого леса. После этого несколько морозных ночей мы шли без особых страхов, ориентируясь по звездам и по расспросам редких одиноких прохожих людей.
После нескольких суток пути к утру мы подошли к железной дороге, которая усиленно охранялась, особенно ночью, патрулями из мобилизованных местных жителей. Патрули ходили по двое, и мы были тоже двое. О такой охране дороги мы не подозревали, да и к дороге вышли случайно. Стало рассветать, а укрыться было негде. Мы пошли на риск и решились зайти в первый попавшийся дом виднеющейся деревни. Хозяин и хозяйка дома расспрашивали нас о том, кто мы такие и куда идем. Мы повторили свою легенду, что идем в Щигры, и описали улицу и дом, в котором мы живали. Хозяйка догадалась о том, кто мы такие и быстро рассказала нам, что на железнодорожном переезде в деревне дорогу охраняют только немцы, но они от холода часто прячутся за насыпь, и в это время можно быстро перейти железнодорожный переезд.
В это время какой-то деревенский старичок проезжал порожней телегой через переезд. Мы быстро к нему приспособились так, что мешки бросили на телегу, а сами держались за концы телеги сзади и быстро прошли переезд. Немцы только успели взмахнуть руками и что-то крикнуть. На столбе у переезда висела на доске надпись: "Всякий русский без пропуска через переезд будет расстрелян немедленно". Но страха уже не было, и мы также без всяких слов со стариком взяли свои мешки и быстро вышли из деревни до ближайшего леса.
Самыми драматичными были 19, 20 и 21 ноября. К утру 19 ноября мы вышли на открытую местность и увидели одинокий домик, из трубы которого струился дым. Понаблюдав за домом, мы не заметили ничего подозрительного и решили зайти погреться к хозяевам этого дома. Там проживала только одна женщина лет 25-30. Мы признались ей, кто мы, и просили ее помочь нам советом, как перейти линию фронта. Она тоже была учительницей до войны и охотно согласилась нам помочь. До линии фронта оставалось только 40 км, и она знала хорошо эту местность. Ее имени мы не спрашивали. На листе бумаги она нарисовала нам наилучший путь до передовой немцев.
Штаб немецкий находился в селе Бараново. Надо было перейти довольно широкую реку Тим, а дальше можно было идти только дорогой, так как был спилен весь лес от реки сплошной полосой. Такие лесные завалы мешали партизанским отрядам перебираться через линию фронта туда и обратно. Через реку Тим можно было перейти по плотине, на которой была мельница, или по только что замерзшему тонкому льду на спокойном течении реки. На плотине все время находился немецкий военный патруль. Поэтому мы решили идти по льду. Эта женщина еще нам сказала, что ее сестра вместе со знакомой девушкой работают в столовой у немцев при штабе в селе Бараново. На выходной день в субботу они приходят сюда к ней и приносят ей немного еды. А так у нее, кроме свеклы, ничего нет, и покормить нас нечем. Она просила нас ночевать, чтобы потом ее сестра и знакомая могли провести нас до села Бараново. Но мы от такой услуги отказались, чтобы не подвергать риску себя и этих женщин.
По словам хозяйки данного дома, знакомая ее сестры имела высшее образование и знала два иностранных языка. Она слушала разговоры немецких офицеров и еженедельно через тайник передавала записи разведчикам Красной Армии. Иногда даже переходила ночью фронт туда и обратно. Здесь в этом одиноком доме в воскресенье она горько плакала и проклинала свою судьбу.
Под вечер мы уверенно двинулись в путь, желая перейти реку Тим по тонкому льду засветло, а длинной ночью можно будет перейти линию фронта. Ведь до заветной цели оставалось 40 км, а направление пути было известно хорошо. По льду мы поодиночке перебрались удачно, вышли на дорогу и ускоренным шагом пошли к линии фронта.
Все складывалось благополучно. Мы не встречали немецкие патрули, а одинокий домик у дороги мы обошли стороной. У немцев на дороге были установлены довольно часто указатели направления на отдельные участки фронта. Тут же указывалось расстояние до обозначенного участка. Мы уверенно по этим указателям шли к селу Бараново, от которого до линии фронта оставалось только полтора километра.
К утру мы подошли к селу Бараново Орловской области и увидели глубокий противотанковый ров и около него небольшие индивидуальные окопы. Противотанковый ров, очевидно, копали советские мобилизованные женщины и подростки для защиты от наступающих немцев. Этот ров вряд ли мог оказать значительную помощь обороне, так как свободным был проход по основной дороге и на ровном участке железной дороги.
В километре от нас проходила фронтовая линия. Постоянно слышались пулеметные очереди. Осветительные ракеты показывали расположение войск. Уже стало рассветать. Немецкие патрули показались на дороге от Бараново. Яков утверждал, что мы успеем с рассветом перебраться за немецкую линию фронта. Но я устал настолько, что дальше двигаться не мог. Я сказал Якову, чтобы он один переходил фронт, а я больше не могу и останусь на светлое время дня здесь. Спрячусь где-нибудь в окопчике. Он ответил мне, что он один не пойдет и останется со мной.
Решили залечь в индивидуальный окоп вдвоем. Я снял фуфайку, расстелил ее на дно окопа и лег на нее. Окоп по длине был такой, что я мог вытянуться в нем свободно и занял его полностью от стенки до стенки. Яков снял свое пальто, лег на меня валетом и укрылся сверху пальто. Размеры окопа не позволяли лежать в нем иначе. Это была как бы вырытая могильная яма для одного, а мы были вдвоем.
На дороге уже двигались машины, и была отчетливо слышна немецкая речь. Уставшие, мы оба быстро уснули. Первым проснулся я и не мог понять, где я нахожусь и чьи ноги в сапогах на моем лице. Но потом сообразил, что к чему, и за ноги разбудил Якова. Сразу встать и выглянуть наружу было трудно, так как покрывавшее нас пальто поднять было тяжело. Когда удалось подняться наружу, то мы увидели ясное звездное ночное небо, а земля покрыта толстым слоем снега. Глубина снега доходила до 30 см. Поэтому нас в окопе засыпало днем снегом и спасло от немцев. Хотя была ночь, но луна и звездное небо позволяли видеть далеко вокруг себя.
На ослепительно белом снегу нас можно было обнаружить легко на ровном поле. Однако мы пошли в сторону выстрелов и постоянно взлетающих осветительных ракет. На поле рожь не была скошена, и стебли соломы при нужде могли хоть немного прикрыть нас. Ориентиром для направления нашего движения был невысокий холм, к которому мы стремились побыстрее добраться. Когда до холма оставалось метров сто, мы увидели, как откинулась часть плащ-палатки и оттуда вышел немец. Хорошо просматривался станковый пулемет, так как там горела не то свеча, не то малая лампочка от аккумулятора.
Мы мгновенно упали в некошеную рожь и боялись даже своего дыхания. Немец шел в нашу сторону, потом повернул направо и, спускаясь вниз, открыл дверь землянки. В землянке горел яркий свет и была отчетливо слышна немецкая речь. Когда немец зашел в землянку и закрыл за собой дверь, мы по-пластунски быстро проползли мимо этой землянки до изгороди из колючей проволоки. Под проволоку проползти было невозможно. Мы встали, руками нагнули верхнюю проволоку и перешагнули через нее. Дальше шли пешком, не обращая внимания на стрельбу и ракеты.
Впереди была широкая низина, а на противоположном возвышении уже была наша линия фронта. Оттуда тоже доносились выстрелы и взлетали ракеты. В низине стоял подбитый танк. Мы подошли к нему, сели отдохнуть и рассчитать дальнейший наш путь. Пошли мы в направлении правее небольшой рощи, так как оттуда было меньше выстрелов и взлетающих осветительных ракет. Снег был глубокий, а резкое потепление делало его прилипающим к обуви и одежде. Идти было очень трудно. Мы шли теперь след в след. Сначала один из нас шел впереди 100 шагов, а второй ступал в эти следы. Потом второй шел очередные 100 шагов. Такая тактика не только облегчала наше движение, но и была более безопасна при проходе через заминированный участок пути.
Когда мы прошли более половины возвышенности за слабо видневшейся рощей, как вдруг почти в упор по нам открыли стрельбу из винтовок солдаты секретного дозора. Звуки выстрелов на очень близком расстоянии оглушили нас. Мы мгновенно упали в снег и неподвижно лежали до тех пор, пока продолжалась стрельба. Чувствовалось, что это дозор нашей армии, но ни одного звука мы не услышали после стрельбы. Яков подполз ко мне, и мы решили по-пластунски обойти этот дозор. Поползли левее дозора. Силы наши иссякали. Мы встали и пошли по этому направлению дальше.
Вскоре обнаружили сплошной окоп по линии обороны, засыпанный снегом. По брустверу этой траншеи на земле была протянута колючая проволока в один ряд и кое-где были видны тонкие проволочки от взрывателей установленных мин. Яков мне объяснил назначение этих проволочек. Я понял, что наступать ногой на эти проволочки нельзя, иначе будет взрыв мины.
Мы аккуратно перескочили через эту узкую траншею и пришли к виднеющемуся входу в землянку. Из дверей землянки шел пар. Нам очень хотелось услышать хоть какое-нибудь слово из землянки, но звуков никаких не услышали. Самим зайти в землянку тоже было опасно. Мы решили идти в том же направлении, как и раньше, тем более что стрельба продолжалась правее и уже сзади нас. А впереди было тихо.
Решили к утру найти укрытие, а днем разглядеть - чьи эти солдаты. Пошли также след в след по ровному заснеженному полю. При выходе на видневшуюся тропинку из нескольких следов, когда я шел впереди, вдруг раздался оглушительный взрыв мины. Мы мгновенно упали в снег. В это время пулемет из ближайшего дота стал беспорядочно стрелять в нашем направлении. Когда кончили стрелять, мы встали и пошли уже по тропинке. Никто из нас не был ранен.
Тропинка привела нас в узкую глубокую балку, а впереди уже топилась солдатская кухня, ходили люди. Рассветало. Сзади нас тоже увидели двух человек, которые шли к кухне. Мы быстро решили выбраться по крутому склону из балки. Нам это удалось с большим трудом. Впереди увидели деревенские дома и отдельный небольшой хлев для скота, крытый соломой. Решили забраться под соломенную крышу этого хлева и оттуда вести наблюдение. Как только двинулись дальше, раздался окрик:"Стой, кто идет!". Мы с радостью закричали "Свои, свои!" и побежали к этому часовому.
Он повел нас в большую землянку, где нас стали расспрашивать обо всем. Они были очень удивлены, что мы свободно прошли по минному полю. На прошлой неделе на этом минном поле погибла половина партизанского отряда, который возвращался обратно после задания. Но наши следы на снегу убедили их в правильности наших объяснений. Это было 21 ноября 1942 года.
Дальше пошли допросы с пристрастием. Но меня, очевидно, спасла справка о том, что меня отправляют в Германию на работу. Потом я оказался в городе Подольске Московской области и работал на оборонном заводе №460. До войны и после этот завод Зингера выпускал швейные машинки, а мы делали мины и снаряды. Якова отправили в город Рязань. Мы с ним больше не встречались и не переписывались. Это было опасно для обоих.
После войны в 1945году я вернулся в Куганаволок и стал работать учителем начальных классов в школе.